Говорящий ключ
Шрифт:
Юферов снова оглядел местность. С другой стороны ключа к нему выходила буроватая скала, в которой вода пробила углубление. Пройти там они не могли. Значит, оставался один путь — мимо дерева, в непосредственной близости от него, так как в десятке метров начиналось болото, простирающееся вплоть до склонов распадка. Юферов тяжело вздохнул, поняв, что Воробьев со своей спутницей здесь не были, иначе геолог сразу же заинтересовался бы золотоносными песками и оставил бы следы. Было ясно, что искать их у вершины ключа бесполезно.
Начинало темнеть, и буровой мастер расположился на ночлег. Утром он отправился в обратный путь в надежде, что Большакову посчастливилось больше, чем ему.
В устье ключа Юферов застал шумное движение. Разведчики ставили палатки, разгружали прибывший со старого стана плот. Тушу медведя сбросили в реку. Большаков сидел на валежине, попыхивая трубкой, в тяжелом раздумье.
— Ничего не нашли, Кирилл Мефодиевич? — теряя надежду, спросил Юферов, присаживаясь рядом.
— Нет! На другой берег они совсем не ходили, туда тоже. — Большаков махнул рукой в направлении, рте вернулся мастер. — Нигде никаких следов нет. Пришли сюда, следы есть, убили медведя, потом пропали. Плохо, однако.
— Чертовщина, Кирилл Мефодиевич! Куда они могли деться, если не ходили? Может быть, утонули оба?
— Река выбросила бы их ниже порога. Я был, смотрел, медведь уже валяется. Нет, зачем тонуть, живые.
— Живые, так где же?
Большаков не ответил, выбил трубку и снова стал набивать ее табаком. Юферов оставил старика в покое. Хотя буровой мастер хорошо знал, насколько безошибочно находит старый проводник самые неприметные следы, все же его доводы показались ему вздорными. Чего доброго, не найдя следов, он, по старости, свалит все на духов гор.
Утром Юферов, оставив на стане Павла Вавилова, разослал всех разведчиков в разных направлениях. Только у вершины ключа он не велел искать, уверенный в безошибочности своих исследований. Павел Вавилов, рвавшийся больше других на поиски, взбунтовался было, но мастер тотчас же его успокоил, приказав получше собираться в дорогу, брать продуктов на несколько дней и ружье.
— Сами мы оказались бессильны что-либо сделать, дождь смыл все следы, а тайга большая, черт знает где они сейчас плутают, — сказал Юферов на общем совете. — Надо весточку на прииск подать, самолет вызвать, оглядеть сверху тайгу. Так я думаю. Радио у нас нет, значит, надо кому-то отправляться на прииск. Павел у нас лучший ходок и к тайге привычный, ему и идти. Собирайся, Павел, бери продуктов в меру, чтобы не загружаться, и в поход. Да не забывай, что от тебя судьба товарищей зависит. Иди быстро, отдыхай меньше, не щади себя. Доберешься до прииска, там отдохнешь вволю. Вспомни Мересьева, как он с перебитыми ногами полз, а у тебя ноги целые, крепкие.
— Хакаты с собой возьми, однако, — кивнул Большаков на собаку. — Собьешься с пути, иди за ним, выведет к людям.
Павел немедленно собрался в путь. Кирилл Мефодиевич пошел его проводить. В километре за станом он присел на поваленное дерево, знаком пригласив Павла сесть рядом.
— Старая дорога не годится, слишком далеко. Слушай, запоминай, я расскажу другой путь, однако. — Кирилл Мефодиевич раскурил трубку, прикрыл глаза рукой и с минуту сидел молча, вспоминая когда-то давно пройденные тропы. — Река пробила сквозь горы самый короткий путь к морю, — начал проводник. — Только идти берегом реки тяжело. Отвесные скалы стоят, по ним только горные бараны ходят. Далеко в сторону от реки тоже уходить плохо. Пойдешь верхом... сопками, чтобы реку все время видно было. Два дня будешь видеть реку, потом сопки станут меньше... Запомнил?
— Запомнил, Кирилл Мефодиевич.
— Еще день пройдешь берегом, уже встретить другую маленькую реку, в Накимчан впадает, однако. Здесь заночуешь. Перейдешь вброд, полдня будешь вдоль речки идти, увидишь низкую сопку с голой вершиной. как облупленная стоит, внизу — лес, на вершине — тундра. Здесь поворот, Однако, влево... на юг... Запомнил?
Кирилл Мефодиевич рассказал Павлу весь путь до села Свободного на берегу моря, от которого к прииску ведет проторенная дорога. По его словам выходило, что если идти так, как в молодости ходил он сам, то через неделю Павел будет у прииска.
— Я за пять дней приду, — упрямо сдвинул брови Павел.
— Зачем хвалиться, однако, — укоризненно покачал головой Большаков. — Лет двадцать назад я был, пожалуй, сильнее тебя. Командир сказал, лети, Большаков, птицей, ты должен обойти белогвардейцев, которым удалось удрать от нас. Предупреди партизан в Свободном, чтобы встретили нежданных гостей. Деваться им больше некуда, выйдут они обязательно к селу. Я шел ночью и днем, пришел за семь дней. Через два дня белогвардейский отряд вышел из тайги. Встретили крепко, однако. Шагай! — Большаков поднялся, крепко стиснул руку Паяла.
Позвав Хакаты, Павел быстро скрылся в тайге. Большаков долго стоял, опираясь на ружье, и смотрел вслед Павлу. Старый проводник мало верил в успех Павла. Большаков не сомневался, что Павел доберется до прииска, но на помощь авиаразведки он не надеялся. Ведь оказалась же неудачной попытка разыскать Марченко в Кандыбу с помощью самолета. Такая же неудача может постигнуть и поиски Воробьева и Нины. Пройдет много дней, прежде чем появится самолет, и за это время мало ли что может случиться с заблудившимися. Возвратясь на стан, он с новой энергией принялся за поиски.
...Шли дни. Упорные поиски продолжались, но по-прежнему никаких следов обнаружить не удавалось. Одного из разведчиков Юферов послал к месту старого стана на тот случай, если Воробьев и Нина выйдут туда. Большаков сильно сдал, угрюмо пыхтел трубкой, отмалчивался, когда Юферов пытался узнать его мнение.
К вечеру десятого дня он поднялся на вершину увала и несколько часов молчаливо озирал местность. Загадка исчезновения Николая Владимировича и Нины начинала казаться старому проводнику неразрешимой. Он не верил в горных и таежных духов. Однако полное отсутствие каких-либо следов выводило проводника из душевного равновесия.
Большаков успел крепко привязаться к Николаю Владимировичу и Нине, особенно к последней, называл ее дочкой и теперь тяжело переживал свое бессилие. И все же надежда еще теплилась в душе проводника. Он неотступно думал, пытаясь путем размышлений проникнуть в тайну исчезновения Воробьева и радистки. Перед мысленным взором его проходило далекое прошлое, когда он водил здесь отряд партизан, преследовавших белую банду есаула Бочкарева.
Здесь, в устье ключа, партизаны прижали часть банды к берегу реки. Вниз по реке путь белым был отрезан скалой. Вершины сопок по обоим берегам ключа заняли партизаны. Большаков вместе с командиром отряда, матросом Амурской флотилии Петровым, лежали на этом самом увале, где он сидел сейчас. В то время от Гижиги до Шантарских островов на всем побережье не было более меткого стрелка, чем он. Каждая пуля, посланная из его винтовки, была смертельной. За меткость в стрельбе Петров подарил ему перед строем отряда свои часы, выцарапав на крышке слова благодарности. Прижатые к земле меткими выстрелами Большакова и хоть не таким губительным, но частым огнем остальных партизан, белые скоро выбросили флаг. Лишь один из бандитов, офицер, засев в пещере, отстреливался короткими очередями из ручного пулемета. Командир сплыл по ключу, скрываясь за его берегами, по-пластунски выполз к пещере, метнул гранату, навеки успокоив белого офицера.