Град огненный
Шрифт:
Слегка завожу руку назад, тянусь пальцами к рукояти стека — я еще не растерял свои реакции и могу перерезать горло врага быстрее, чем он нажмет на спусковой крючок. Но… пальцы встречают пустоту. Лишь небольшая кожаная петля, свисающая с портупеи, напоминает об утраченном оружии.
Все правильно. Ядовитую змею избавляют от ее смертоносных клыков. Разница лишь в том, что свой ядовитый зуб я выдернул сам.
Ведущего зовут пан Крушецкий, но я собираюсь называть его просто "господин ведущий", также как и своего доктора я называю просто "доктор". Меньше всего я хочу запутаться в именах перед Морташем.
Тот стоит, как ни в чем не бывало, прямой в осанке, самодовольный и вылощенный. Ему не впервой улыбаться на камеру, и даже меня он приветствует сдержанным
Ведущий уже минуту, как тараторит, произнося стандартные слова приветствия телезрителям.
— В прошлом выпуске нашей программы, — говорит он, — мы поднимали вопрос, волнующий сейчас многих граждан Южноуделья: возможно ли мирное существование в обществе людей и так называемых васпов? Уроженцы самых северных областей, выходцы из Дара, васпы всегда были овеяны ореолом легенд. Около трех лет назад профессор Института Нового мира Виктор Торий доказал, что васпы действительно существуют. Но кто они? Убийцы без права на прощение или жертвы жестокого эксперимента? Сегодня мы пригласили в нашу студию самого известного, пожалуй, из представителей расы васпов. Господин Ян Вереск!
Когда аплодисменты стихают, ведущий обращается непосредственно ко мне.
— Господин Вереск, насколько мне известно, вы обратились в нашу студию с претензией, что столь животрепещущие вопросы решаются без вашего непосредственного участия. И я приношу вам извинения от нашей программы и от себя лично. Сегодня вы можете на широкую аудиторию донести свою точку зрения и опровергнуть мнение господина Морташа, высказанное на прошлой нашей передаче. Пожалуйста, вам слово.
Он делает паузу и выжидающе смотрит на меня. Зал замирает тоже. И черный бесстрастный глаз камеры — словно ружейное дуло — нацеливается на мое лицо. Температура в студии подскакивает на несколько градусов. Я чувствую, как за ворот мундира медленно начинает сползать первая капля пота. Но отступать некуда. Словно, как и на моем первом задании, за спиной стоит сержант Харт, и ждет моего первого выстрела. Я не имею права промахнуться.
— Да, — хрипло произношу я, мой голос предательски срывается, и я умолкаю, облизываю кончиком языка пересохшие губы. Ведущий смотрит внимательно. Морташ улыбается, его лицо безмятежно и высокомерно.
— Господин Морташ, — пытаюсь снова, и на этот раз голос твердеет, звучит отчетливо в установившейся тишине. — Вы позволили себе оскорбительную оценку целой расы. Которая тоже имеет право на существование. Вы назвали нас механизмом для войны. Но кто нас сделал такими? Никто из нас не выбирал эту жизнь. Никто из нас не мечтал стать убийцей. Никто не был добровольцем. Все решили за нас. Те, кто запустил этот чудовищный эксперимент. Кто отобрал у матерей их детей, чтобы превратить в то, чем мы являемся теперь. Никто не спрашивал, хотим ли мы такую жизнь. Потому что мы не хотим! Именно поэтому мы осуществили Переход. Но вы, господин Морташ, и сторонники движения "Contra-wasp" делаете все, чтобы вернуть нас в лаборатории. Приравнять к подопытным крысам. И мало того — узаконить это! Почему вы считаете, что можете распоряжаться чужими жизнями? Унижать чужую личность?
— Потому что вы — не личность, — мягко отвечает Морташ, словно делая одолжение. — Ни вы, господин Вереск, ни кто-либо из васпов. Увы.
В зале поднимается едва слышимый гул — словно в улье проснулись потревоженные осы. Я не понимаю, гул ли это одобрения или порицания, и Морташ поднимает ладонь, успокаивая и меня, и зрителей.
— Позвольте пояснить, — вежливо продолжает он, лишь слегка повысив голос. — Господин Вереск, вот вы называете себя личностью. Но личность предполагает, прежде всего, индивидуальное начало. Где ваша индивидуальность? Вы произнесли хороший спич, но заметьте — в нем нет личности. А есть обобщение васпов в некий единый организм. Вы говорите обо всех — но не о себе, господин Вереск. Может, оттого, что васпы являются больше коллективным разумом, нежели отдельно взятыми индивидами?
— Я говорю так, выступая от лица всей расы, — жестко отвечаю и добавляю. —
Морташ удивленно смотрит. Его глаза, похожие на маслины, поблескивают в свете софитов.
— Хорошо, допустим, — говорит он. — Тогда вспомним такую значимую вещь, как атрибуты личности. Вы знаете, что это такое, господин Вереск?
Он слегка наклоняет голову, как бы учтиво кланяясь мне. Я молчу, и Морташ сдержанно улыбается.
— Конечно, не знаете. Да и откуда? Так я вам скажу, господин Вереск. Их три: воля, разум и чувства. Рассмотрим каждый атрибут в отдельности. Что такое воля? Это способность индивида к сознательному управлению своей психикой и поступками. Сознательному — ключевое слово. Как же с этим обстоит дело? Насколько мне известно, генетически васпы — инструмент, не способный к волеизъявлению. Вы выполняете приказы — и только. Так была построена ваша жизнь в Улье — вы исполняли волю Королевы. А до этого — в лабораториях — вы исполняли волю экспериментаторов-хозяев. Вы — камень, выпущенный из пращи. Вы не выбираете свою траекторию — кто-то направляет вас.
— Господин Морташ, — вмешивается ведущий. — Но так называемый Переход — тот переломный момент, когда васпы отказались от прежней жизни и стали жить по законам человеческого общества — это разве не их полностью самостоятельное решение?
— Переход мы осуществили сами, — подтверждаю я.
— Но это стало возможно лишь после гибели Королевы, — возражает Морташ. — Она была стержнем, удерживающим васпов. Когда стержень уничтожили — механизм рассыпался на кучку деталей. Но это не значит, что каждую деталь нужно считать за личность. Потому что следующий атрибут — это разум.
— Разве васпы не разумны? — перебиваю. — Я стою перед вами. Я говорю. Я мыслю.
— При первом рассмотрении да, — Морташ снова слегка наклоняет голову. — Но разум — это еще и способность адаптироваться к новым ситуациям, способность к обучению, понимание и применение абстрактных концепций… Я не уверен, господин Вереск, что вы даже понимаете, что такое — абстрактная концепция.
— Я учусь, — холодно отвечаю ему. — Дайте нам время. Способности к обучению у нас имеются также, как у людей. Другое дело — люди хотят ограничить нас в возможности получать знания. Именно для того я здесь, чтобы уравнять права людей и васпов.
— Тогда остается последний атрибут, — Морташ со значением переводит взгляд с меня на ведущего и обратно. — Это чувства. А вот с этим, господин Вереск, у всех вас проблемы. Не так ли?
Я смотрю исподлобья. Думаю, что сказать. Но затягивать паузу нельзя. Это будет означать — дуэль проиграна, едва успев начаться. Поэтому произношу сдержанно:
— Отчего же. Васпы испытывают боль. Или страх. Только не всегда показывают это.
— Животные тоже способны испытывать боль и страх, — возражает Морташ. — Но это не ставит их на одну ступень с человеком. Я говорю о высоких чувствах. Об отношении к искусству, например.
— Хорошо, что вы затронули эту тему, господин Морташ! — радостно перебивает ведущий. — Потому что мы пригласили на нашу передачу директора благотворительного фонда "Открытые двери", которая подготовила для нас интересный материал и попробует ответить на вопрос — есть ли у васпов эмоции и чувства? Итак, встречайте — гость нашей студии, Хлоя Миллер!
Я рефлекторно сжимаю пальцы на стойке и замираю.
Свет выхватывает из темноты точеную фигурку, облаченную в легкое воздушное платье. Волосы крупными завитками спадают на плечи. Теперь она — точная копия русалки из моего сна. И я стою, не двигаясь, одурманенный ее запахом и ее чистотой. А она осторожно поднимается по скользким ступенькам, но на последней неловко оступается. К ней тут же учтиво подскакивает Морташ, галантно подает руку. И она улыбается смущенно, и, конечно, принимает его помощь. Это, по-видимому, нравится зрителям — зал разражается аплодисментами. Тогда Морташ наклоняется, целует ее маленькую узкую ладонь и проводит к свободному микрофону, после чего возвращается на свое место, сыто отдуваясь и самодовольно пофыркивая в усы — объевшийся сметаны кот.