Град Петра

Дружинин Владимир Николаевич

В ту осень 1706 года Данилычу и многим сдавалось — швед на калишском. поле выдохся. Войне скоро конец.

Впереди — радости жизни в столице, с семьёй, во дворце, в России невиданном. Царь дозволит...

Помыслы Петра занимала крепость. Нева набедокурила в ней, двор надлежало поднять. В канал входили плоскодонки с землёй, работные разбрасывали её, утаптывали.

В декабре царю пришлось покинуть парадиз и поспешить в армию. Положение осложнилось: Август, трусливый союзник, спелся с Карлом, от польской короны отрёкся.

* * *

«У этого принца достаточно как способностей, так равно и воодушевления. Его

честолюбие умеряется разумом, здравым суждением и большим стремлением усвоить всё, что приличествует крупному правителю... Я наблюдаю в нём сильную склонность к благочестию, к справедливости, к прямоте, к чистоте нравов».

Принц — это Алексей. Пишет барон Гюйсен, находящийся за границей, расхваливает своего ученика знаменитому Лейбницу, давнему другу. Так нужно...

Шестидесятилетний Готфрид Вильгельм Лейбниц трудится на поприщах юриспруденции, философии, физики, математики. Мир представляется ему состоящим из неделимых частиц — монад, кои суть «излучение божества». Однако вслед за Декартом он считает, что законы сущего постигаются опытом и железной логикой формул. Трактатом «Новый метод максимумов и минимумов» он открыл дифференциальное исчисление. Не чуждый и политики, учёный проповедует объединение, сплочение сотен германских княжеств в единой Германии, во главе с просвещённым монархом, радеющим о благе народа. Возможен ли такой? Московит Пётр внушает надежды...

Лейбниц сочувственно следит за реформами царя, шлёт советы. Не откажет он в содействии и Гюйсену — царскому эмиссару.

Принца пора женить. Восторженный тон письма оправдан — оно будет показано кому нужно, где нужно... Лейбниц кроме всего прочего дипломат, хотя состоит в скромной должности библиотекаря при курфюрсте Ганновера.

Победа под Калишем для жениха авантажна. Цена его мало зависит от личных достоинств — более от ситуации военной. Королевскую дочь сватать нечего: не отдадут. Есть невесты в Вене — графини, герцогини. Но велик ли будет профит? Выгоднее породниться с владетельным князем. Интерес проявляют в Вольфенбюттеле — там на выданье принцесса Шарлотта [62] ...

62

...принцесса Шарлотта... — Шарлотта-Христина-София (1694—1715) — жена царевича Алексея Петровича, урождённая принцесса Брауншвейг-Вольфенбюгтельская.

Не красавица, но образованна, неглупа. Государство — лоскуток, но удаленькое, в испанской войне осмелилось, наперекор соседям, держать руку Франции. Лучшей партии для Алексея не видно. Лейбниц одобряет.

Царские доверенные покамест лишь нащупывают почву. А слух бежит, не остановят его ни засовы, ни заставы. В Москве из уст в уста передают: Шарлотту сватают, Шарлотту... К Алексею вызывают врача — он перестал есть, плачет. Склянку с микстурой против гипохондрии разбил.

Никифор, прижав ухо к двери, слышит:

— Немка, немка противная... В рожу ей плюну. Тьфу, тьфу!

Грядущая напасть обрела имя.

— Полно тебе, — уговаривает Ефросинья. — Девка краше всех там. Месяц ясный.

— Не хочу, не хочу... Убегу, в монастыре спрячусь.

— Найдут, миленький.

Нянчилась Фроська, баюкала как маленького, кормила с ложечки. Вскоре царевич как будто примирился со своей участью. Собрался в Преображенское, навестить тёток. Вернулся через неделю. И только тогда признался подруге: не был он у тёток. В Суздаль ездил, виделся с матерью.

— Она сказала: не шуми пока... Не завтра свадьба. Слушайся Якова.

— Яков знает?

— Нет...

— Ещё чего мать сказала?

— Бояре трусят. Москву им не поднять против царя. Стрельцов нет. Меч карающий бог вложил Карлу.

Ефросинья запёрлась с хозяином. Известить царя надо — тут и спора быть не может. Никифор хватался за сердце.

— Ох,

горе, горе... Спаси, господи, люди твоя! Разлютуется государь. Не устерегли. Палкой нас, палкой...

— К царевне езжай! — строго оборвала экономка. — Завтра же... Да не скули, не мямли...

— В ноги паду к матушке, — возопил старик, забыв об отмене древнего челобитья. — В её рученьке жизнь наша... жизнь наша бренная, аки листок с дерева... Лобызать буду рученьки.

— Получишь рученькой… Ой, зуб заноет от тебя, умолкни!

— Пропали мы, Ефросьюшка...

— Сдурел ты, никак... Обскажешь толково. Мол, сулились их высочество быть в Преображенском, насчёт Суздаля молчали. Ну, не мне же ехать!

Стукнула каблуком, горделиво усмехнулась. Простофиля Никифор! Давно выдал себя. Не раз Алексей заставал его подслушивающим, бил дверью наотмашь. Тем нужнее она, Ефросинья, делящая ложе с царским сыном, к тайнам его сопричастная. Даром что пленная девка простая.

Меншиков обусловил: о серьёзных проступках наследника будет сообщать царевна Наталья, Со слов Никифора или иного кого... Ефросинья и во дворце не оробела бы, да не след ей соваться.

Наутро Никифор, побрив заскорузлую щетину, влез с кряхтеньем и жалобами в сани.

Две недели шла почта в главную квартиру, две недели обратно. Алексей это время томился ощущением провинности. Вдруг раскаивался: проведает отец, ускорит женитьбу на немке. Гадал на перстне — из недр янтаря вынырнула немка, злая, в волосах змеи. Вроде Медузы Горгоны из книжки Гюйсена. Подался в Преображенское. Наталья высмеяла — зелен ещё жених, подрасти надо. А немка не зверь, не укусит. Грех иноверку брать? Глупости, такие браки не запрещались церковью даже в России. Сие — акт политический, профит государству. Наталья говорила сурово и, как показалось Алексею, осуждающе, будто таила что-то недоброе. Царевна Марья [63] , слезливая толстуха, завесила образ богородицы и разложила странные карты, с фигурами животных, рыцарей, знаков Зодиака. Названье им — тарок, в колоде их семьдесят шесть, число антихристово. Суеверие, — сказал бы Гюйсен. Но сердце сжалось, притих. Тарок пророчил дальнюю дорогу, нечаянные известия, бракосочетание и Марью обрадовал.

63

Царевна Марья... — Мария Алексеевна (1660— 1723) — сестра Петра I по отцу — царю Алексею Михайловичу.

— Полюбуюсь на вас, голубков, и умру, — сказала она сладостно.

— Ведьма она, — буркнул Алексей.

Свечные сполохи плясали на картах, рыцари хмурились, шевеля тараканьими усами. Марья охала, квохтала: русская невеста, русская. Тарок не врёт. Потом сняла плат с иконы, бухнулась грузно, потянула племянника. Ради него прибегла к чёрной магии.

— Прощенья проси!

Царевич унёс немоту в натруженных коленях. В детском подгузнике держат его. А он мужчина.

В ласках Фроськи почудилась снисходительность. Придравшись к пустяку, поссорился с ней. Мужчина он, взрослый мужчина. Велел оседлать коня, поскакал на двор к Долгоруким — один, без провожатого. Там, у двух сыновей боярина, собиралась кумпания. Долгорукие и приобщили к вину. Закатили веселье на три дня. У всех были клички — «жибанда», «рыжий», «игумен»... Пользуясь отсутствием старших, братья Долгорукие притащили ворох старой одежды. Кумпания рядилась, делала бороды, машкеры, пела глумливые обедни. Алексей ловил себя на том, что подражает отцу. И пусть! Нахлынуло отчаянное своеволие. Утверждаясь в мужских своих правах, зело напился. Спускаясь во двор освежиться, едва не свалился с лестницы. Чмокал талый снег. Сверстники гонялись за дворовыми девками, визг стоял в ушах. Мелькнули, поманили голые икры. Можно и это... Девка, привычная к сим забавам, влетела в сарай, упала на сено, зипун задрался.