Граф Орлов, техасский рейнджер
Шрифт:
Капитан видел этот ритуал уже несколько дней подряд, но мальчишка со свертком появился впервые. Может быть, это не случайно? Может быть, может быть…
Мысли о мальчишке и свертке моментально вылетели из головы, как только Орлов увидел в просвете между домами на дальнем конце улицы знакомый силуэт фургона. Рядом маячили два всадника. Но когда капитан поднял трубу и поймал в узкий кружок фургон, всадников рядом уже не было.
Капитан обругал себя за то, что не заметил, в какую сторону они свернули. Зато он смог разглядеть, что в фургоне сегодня какой-то груз. Двое в темных плащах и надвинутых шляпах сидели на облучке, а между ними проглядывали торцы двух толстых брусьев. Фургон медленно завернул в проезд между домами, и капитан увидел, что и сзади из него выпирают два бруса. Ему даже
За сторожа можно быть спокойным. Даже если бандиты взломают двери и ворвутся в банк, он сможет долго отбиваться из-за запертых решеток, лишь бы не подставлял голову под шальную пулю. А вот патруль обречен. При внезапном нападении у патрульных нет никаких шансов уцелеть. Предупредить их… Но как?
Достаточно будет выстрелить, решил Орлов. Тогда они успеют хотя бы укрыться. Да и для бандитов неожиданный выстрел послужит хотя бы временной помехой. Особенно, если выстрел будет удачным.
Капитан осторожно поднял створку окна и положил на подоконник заряженный «ремингтон». Быстро вставил капсюли, приготовив револьвер к бою, и перешел к соседнему окну. Бесшумно открыл его и подвинул стол к окну. Две подушки, обернутые одеялом, легли на стол, а поверх этого бруствера капитан положил винчестер. Он будет стрелять из глубины комнаты. От старого плана придется отказаться. Бегать по площади, меняя позиции, слишком рискованно.
Он рассчитывал, что сможет отсюда опознать главаря и уложить его как можно раньше. Оставшись без руководства, бандиты предпочтут удрать, а не биться. Но многие останутся лежать на улице. Орлов надеялся, что сумеет поговорить с ранеными. Надеялся, что они помогут ему найти ротмистра.
А если не помогут? Что тогда?
Ответ был прост, и состоял из двух слов.
Продолжать поиск.
Ротмистр Бурко еще раз осмотрел инструменты. Два молотка, один полегче, другой необычно тяжелый. Похоже, свинцовый. В темноте не разглядеть. Что еще? Изогнутый лом. Три стальных клина. Воронка с гибкой насадкой. Пара железяк непонятного назначения. По всей видимости, это отмычки. Дрель. Два сверла. Жестяной цилиндр, вроде шприца, с узким носиком. Пахнет порохом. «Наверно, через него в замочную скважину вдувают порох, — догадался ротмистр. — Чтобы взорвать дверцу изнутри. Итак, что мы имеем? Полный набор для взлома сейфов. И ни намека на консервный ключ».
Он снова повертел в руках консервную банку. Ее приятная тяжесть наводила на мысли о том, как долго можно было бы наслаждаться холодной солониной. Но, увы, ротмистр ясно осознавал, что в курьерском кофре не перевозят мясные консервы. Скорее всего, банку к почте присовокупил граф Орлов. Подчиненные генерала Обручева все как один помешаны на секретности. Встречаясь в коридорах Генерального Штаба, они могли сердечно обняться, могли поспрашивать о здоровье ближайших родственников и наскоро обменяться последними светскими сплетнями — и при этом ни слова, ни полслова о том, где побывали и куда направляются. У ротмистра было особое отношение к генштабистам. В свое время перед ним встал выбор — переводиться к Обручеву либо в Отдельный Корпус [5] . Он выбрал жандармский мундир, потому что знал, что через год станет полковником — карьерная лестница в этом ведомстве была гораздо круче и шире, чем во всех других…
5
Отдельный Корпус жандармов — подразделение политического сыска в России
Наверно, банку можно открыть с помощью лома и молотка. Но Бурко всегда искал наиболее изящное решение. Нашел он его и на этот раз. Прижав стальной клин к запаянному краю банки, он принялся водить его туда-сюда, понемногу соскребая оловянный шов.
Судя по тяжести, содержимое банки представляли отнюдь не бумаги. Или — не только бумаги. С бумагами ротмистр уже разобрался: вся корреспонденция барона Лансдорфа была изодрана в микроскопические клочки и тщательно зарыта в разных углах
Наверху загремели шаги, и крышка люка со скрипом откинулась, впустив в подвал лучи света. Кто-то, ворча по-испански, опустил на веревке дурно пахнущее пустое ведро. Затем на пол упала бутыль, сделанная из тыквы, и черствая лепешка. Все это сопровождалось непрерывной руганью. Ротмистр не знал испанского, но ругань — она понятна на любом языке.
Отряхнув лепешку от пыли и откупорив бутыль, ротмистр приступил к трапезе. Хорошо, что бандиты заставили его сменить только рубашку, на их взгляд слишком приметную. В кармане брюк Бурко сохранил носовой платок. И теперь, слегка смочив его водой, он смог вытереть руки перед едой. Вкус кукурузной лепешки напомнил ему о детстве. Хуторок в запорожской степи. Баштаны, усеянные полосатыми блестящими арбузами. Сверкающая вода родника. Ручеек, бегущий в тенистой дубовой роще.
Он сознательно вызывал в памяти милые сердцу картинки прошлого, потому что от хорошего настроения улучшается пищеварение. Большинство недугов имеет своим источником именно дурное расположение духа. Переиначивая латинскую мудрость, ротмистр мог бы заявить, что у здорового духа — здоровое тело.
А тело ему сейчас нужно здоровое, крепкое, выносливое. Его телу предстоят серьезные испытания.
Молоток, лом, клинья — все это было прекрасным оружием, и он диву давался той беспечности, с которой бандиты оставили ему инструменты. Он бы давно мог избавиться от конвоиров — но что ожидало его наверху? Не зная броду, не суйся в воду.
Жаль, что он не понимал по-испански. Прислушиваясь к голосам, можно было бы многое выяснить. Прежде всего — где он сейчас находится.
Орлов собирался отправить его через Новый Орлеан. Возможно, капитан счел этот маршрут самым коротким. Но ротмистр выбрал бы иное направление. Теперь, когда нельзя было рассчитывать на чье-либо содействие, таким направлением мог быть только курс на Нью-Йорк. Да, придется снова пересечь полстраны, на этот раз не в спальном вагоне, а кочуя от одного товарняка к другому. Придется воровать продукты по дороге и спать, зарывшись в сено, полное кусачих блох. Но когда-нибудь кончается любая дорога. Кончится и та, что еще не началась. Ротмистр дойдет до скромного дома на Фултон-стрит, где находится конспиративная квартира зарубежного сыскного бюро. Он дойдет — и сразу же начнет составлять отчет. Его не сможет отвлечь ни горячая ванна, ни аппетитные запахи ресторанной кухни, нет, он даже не переоденется, сразу потребует перо и бумагу и усядется за стол. И не встанет, пока не поставит в отчете последнюю точку. Вот каким будет возвращение ротмистра.
Перекусив, он заставил себя минут десять полежать на боку, как советовал ему знакомый медик. И только после этого встал и снова принялся за консервную банку.
В темноте он не различал, как быстро двигается дело. Но скоро оловянный шов истончился настолько, что пальцы уже нащупывали растущую щель. И вот, наконец, он смог запустить в нее отмычку, поддел, потянул — и ему на колени вывалился тяжелый сверток.
Револьвер. Патроны. Три конверта. Бурко очень хотел бы ознакомиться с их содержимым, но, во-первых, в подвале было слишком темно, а во-вторых, в письмах графа Орлова могло содержаться что-то личное. Да, начальство ротмистра было бы счастливо заполучить эти конверты — однако они были безжалостно истреблены и зарыты.
Револьвер же был разобран и тщательно вычищен от смазки. Пять патронов беззвучно погрузились в каморы барабана, еще пять, объединенные картонным кольцом, ротмистр отправил к себе в карман. Он не удивился, обнаружив револьвер. И почти не обрадовался, получив оружие. Даже наоборот, немного посетовал, что придется нести лишнюю тяжесть. Лучше бы раздобыть еще бутыль воды…
Он вспомнил, что где-то на полу валяется веревка, которой были обмотаны инструменты. Отыскав ее, отрубил подходящий кусок и пропустил через кольцо на рукоятке револьвера. Теперь оружие можно было повесить на шею и спрятать под рубахой.