Граф-затворник
Шрифт:
Ожидая ответа Алекса на ее слова, она изо всех сил старалась затушить разгорающийся внутри жар. Они были вместе наедине, и она ничего не могла с собой поделать. Она приказала себе поблагодарить Корисанду за отрицательный пример, коему она ни за что не хотела подражать. Девушка прикрыла глаза и попыталась отключить все органы чувств. Может, если как следует постараться, то она перестанет ощущать аромат его тела, слышать тихий звук его дыхания и всей кожей чувствовать его присутствие в роскошной закрытой комнате. Надо как-то удерживать себя и никак не допустить продолжения. Хотя невероятно хотелось его чувственной реакции на каждое ее движение. А она тем не менее не видела признаков того,
– В последние два дня я исколесил вдоль и поперек все графство и половину соседних. Пытался отыскать хоть какой-нибудь след похитителя, ломал голову над тем, где он может держать Маркуса. Но ничего мало-мальски стоящего не обнаружил, разве только одну, очень расплывчатую сплетню, – ответил он и нахмурился, размышляя о том слухе и сильно сомневаясь в том, что сможет определить источник.
– И о чем же болтают сплетницы? Опять говорят, что Джек поочередно избавляется от всех возможных наследников? Я считала, что после его свадьбы с Джесс эта абсурдная ерунда должна пропасть сама собой. У него сейчас есть идеальная возможность завести своих собственных наследников, тогда мои братья не в счет. – В голосе Персефоны звучала усталость.
– Нет, речь не о том злопыхательстве, хотя согласен: думать так о Джеке – просто глупо.
– Тогда о чем же сплетня?
– О том, что именно я похитил Маркуса. Что это я рвал и метал из-за побега вашего старшего брата с моей племянницей. И что это я похитил вашего младшего брата, чтобы выманить старшего из убежища, а затем отомстить своему лучшему другу и добавить его семье побольше страданий.
– Ну, я бы сочла это вполне вероятным развитием событий, если бы…
– И вы этому верите?! – рявкнул он, в его глазах полыхнула ярость, презрительное выражение превратило лицо в озлобленную маску. Его внимание полностью сконцентрировалось на Персефоне, она даже поежилась.
– Я собиралась сказать «если бы я вас не знала», – закончила она с максимально хладнокровным достоинством, хотя в действительности ей хотелось залепить ему оплеуху. «Как он мог даже предположить, что я поверю этим злобным сплетням?!»
– Прошу прощения, – натянуто ответил он, и даже в темноте стало видно: его щеки вспыхнули ярким румянцем.
«Должно быть, из-за того, что ему приходилось признавать неправоту перед женщиной. Нет, перед леди», – напомнила она себе и наградила его взглядом с отказом принимать это неуверенное извинение. А вслух она сказала:
– Хотя на самом деле я вас не знаю. Да и очень сомневаюсь, что хоть кто-то вас хорошо знает, но я уверена: вам это нравится.
– Что по-вашему означает меня хорошо знать? – с нетерпением поинтересовался он.
Неужели он считает, что друзья о нем даже не вспомнят, не считая случайных вопросов вроде «А что сталось с тем лордом-отшельником, которого мы когда-то считали таким прекрасным и многообещающим молодым человеком?». Ей безумно захотелось доказать обратное.
– Я не знаю, где здесь отправная точка, – произнесла она. – Вы должны доверять людям или в конце концов превратитесь в нелюдима. Кто-то должен вас получше узнать, милорд, хоть вы этого совсем не хотите. Могли бы рассказать Джеку обо всем произошедшем с вами в Индии – он ваш друг, вам нужно с кем-то поделиться. Моя мать и братья проявляют к вам искреннее участие, тогда как вы прячетесь в своем замке, словно никому в мире нет до вас никакого дела. Раньше вы не были таким затворником, а Джека и Рича считали своими лучшими друзьями. Может, для Фортинов дружба мало что значит, но для Сиборнов дружба значит многое.
– А что я значу для вас, мисс Сиборн? Ведь себя вы исключили из списка моих друзей и доброжелателей, – мягко поинтересовался он.
В замкнутой комнате внезапно упало молчание, но оно не было каменно-неподвижным: его переполняли вопросы и ответы, которые она не осмеливалась произнести вслух.
– Для меня вы безмерно таинственный человек с противоречивым нравом, милорд, – принужденно легкомысленно отшутилась она.
– Вы для меня тоже, мисс Сиборн, – мрачно ответил он.
– Я?! – вскрикнула Персефона и в шоке осознала: ей очень хочется, чтобы божественно прекрасный Алекс Фортин, превратившийся теперь в отчужденного графа, счел ее не закрытой книгой и злобной стервой, а совсем-совсем другим человеком.
– Вы – богиня Персефона, – неумолимо подтвердил тот, пристально глядя в ее глаза.
– Я полагала, вы ко мне совершенно равнодушны, – с запинкой выдавила она.
– Это невозможно. Ни один мужчина, в чьих жилах еще кипит кровь, не может оставаться равнодушным к Персефоне, столь прекрасной богине.
Она вздрогнула, не в силах скрыть ироничное отношение к своему необычному имени.
– Вы не представляете, как я жалею, что родители не назвали меня каким-нибудь простым именем – Джейн, или Энн, или Мэри, или еще как-то обыкновенно, – удалось выговорить ей почти небрежно.
– Тогда вы стали бы богиней Джейн, Энн или Мэри, хотя должен признать, эти имена звучат не так божественно. Имя – это просто имя, моя дорогая. Ни одна женщина с вашей привлекательностью и красотой не смогла бы пройти незамеченной для противоположного пола. Даже если бы не носила имени самой богини весны.
Персефона выросла в окружении урожденных женщин Сиборн и тех дам, которых мужчины рода Сиборнов желали и брали себе в жены. Она считала свою внешность лишь обычным набором семейных черт. Ей никогда не приходило в голову считать себя выдающейся представительницей прекрасного пола.
– Я не так красива, как вы говорите, и определенно не ваша «дорогая», – парировала она и пожалела, что так сильно переживает из-за мнения этого таинственного и резкого в высказываниях человека.
Казалось, они опасливо противостоят друг другу в этой полутемной, интимной обстановке, скрытые от общепринятых правил и условностей. Ночная тишина отгородила их от остального мира. И единственное, что имело сейчас значение, – это их собственные поступки и мысли.
– Я думаю, вы самая прекрасная женщина, какую мне только довелось видеть и о которой только может мечтать мужчина, сходя с ума от желания. Даже вам не под силу удерживать нас от этого, мисс Сиборн, – ответил он и серьезно посмотрел ей в глаза, отчего у нее гулко забилось сердце, а потом и вовсе пустилось вскачь.
– Алекс, вы думали обо мне, когда терпели плен, пытки и остальные ужасные страдания? – невольно выговорила она с болью и тут же спросила себя, хочет ли она получить утвердительный ответ.
– Тогда – нет, – искренне ответил он. – Не забывайте, когда я отправился в армию, вы были очень вредной маленькой девочкой, вам не позволяли играть со старшими братьями и их другом, а требовали учить уроки в классной комнате. Я мечтал о женщине, которая очень походила бы на вас такую, какой вы стали сегодня. О той, которая смогла бы добраться до моего измученного, ожесточенного сердца и соединила свою чистую и светлую душу с моей душой, которая настояла бы, чтобы я шел по жизни с добром, несмотря на все усилия моих мучителей взрастить во мне ненависть. Я мечтал о вас и только о вас каждую ночь с того самого момента, как наконец увидел взрослой, настоящей богиней. И теперь я уже прочно стою на этом пути и не думаю, что меня вы могли бы остановить даже своим неудовольствием.