Граф-затворник
Шрифт:
– Прямо сейчас? – переспросила она, снова боясь, что уплывает в страну грез.
Ее любимый выглядел таким горячим, по-мужски страстным, и определенно хотел поскорее заключить ее в свои объятия.
– В ближайшие пять минут, если мы поторопимся, – ответил он, помогая ей сесть в карету.
Скруби проникся романтичностью момента и щелкнул кнутом у самых ушей резвых коней, те пустились вскачь.
– Да! – Она издала долгий и блаженный вздох, осознавая, что ее любимый наконец нашел способ обойти несчастный запрет Джека. Она все-таки сможет оказаться с Алексом на бывшем герцогском ложе.
Джек еще до отъезда провозгласил,
– Я люблю тебя, Персефона, – настойчиво повторил Алекс, как будто она могла не услышать в первый, во второй или в третий раз.
– Знаю. И это чудесно, не правда ли? – радостно сказала она, глядя, как небо над церковью Эшбертона окрашивают первые розоватые лучи солнца. Именно в ней она скоро выйдет замуж, соединится с мужчиной, с кем никогда и не надеялась провести всю свою жизнь.
Словно забыв на радостях о конспирации, Алекс громко расхохотался и довольно обнимал ее всю дорогу до церкви, где им предстояло стать мужем и женой в глазах Господа. И никакие слова им более уже не требовались.
В церкви Эшбертона, как всегда, царила умиротворенность, которая, к счастью, успокоила бьющую фонтаном радость, а свежесть раннего утра и поющие птицы, казалось, сделали их клятвы еще сердечней и крепче. Персефона мечтательно вздохнула и решила навсегда запечатлеть каждый миг этой внезапной свадьбы в памяти. Александр Маттиас Гейрант Фортин, граф Калверкоум сочетался браком с Персефоной Энн Сиборн. Ее вел к алтарю непривычно серьезный Маркус, а свидетелем и шафером вместо Джека гордо выступал мистер Уоррендер. Персефона всем сердцем чувствовала, что выходит замуж за своего любимого суженого. Лучше и быть не могло, даже если бы церемонию вел архиепископ Кентерберийский да еще в присутствии короля.
– Мои поздравления, миледи Калверкоум, – сказал Маркус, целуя сестру, как только викарий объявил их мужем и женой – да таким триумфально-звенящим тоном, что казалось, его голос заполнил всю церковь. Единственным свидетелем со стороны Персефоны была Антигона Уоррендер в своем стареньком сером платье. И еще Скруби и все грумы, которых только удалось собрать без риска упустить лошадей и перебудить всю деревню. Они вполголоса вторили, словно едва сдерживались, чтобы не прокричать поздравления во весь голос.
– В поздравлениях здесь больше всех нуждается лорд Калверкоум, – сообщил мистер Уоррендер, и в его глазах мелькнули шаловливые искорки, которые Персефона уже научилась замечать. – Только сомневаюсь, что ему понравится, если я его поцелую.
– Не поощряйте их, а то мы протопчемся тут целый день, и все тайное станет явным, – возразил Маркус.
При одной мысли, что скажет о произошедшем его мать, все присутствующие тут же испытали острое желание поскорее вернуться в свои постели, пока никто не заметил их отсутствия.
– Вот вам по гинее на брата, чтобы отпраздновать наше бракосочетание, – сообщил Алекс Скруби и его верным конюхам, когда он с молодой женой, Маркусом, мистером Уоррендером и Антигоной вышли из ландо. – И еще по одной, чтобы вы держали язык за зубами о причине своего веселья по меньшей мере до того дня, когда мы все это повторим уже при дневном свете.
Скруби широко улыбнулся и пожелал графу приятного времяпровождения в столь прекрасное утро. И, вернувшись в свою «нору» на конюшенном дворе, он окатывал ледяным взглядом всякого, кто смел спрашивать, куда это он ездил чуть ли не посреди ночи.
– И что теперь, милорд? – с нарочитой невинностью поинтересовалась Персефона, когда они пробрались назад в дом и, держась за руки, поднялись на второй этаж.
– Тихо! – шикнул тот и затащил ее в ближайшую пустую комнату.
По лестнице быстро спускалась к завтраку сонная горничная, воспользовавшаяся, пока никто не видит, хозяйской лестницей.
– И что дальше? – вновь прошептала Персефона.
– Поскольку мы заплатили пенни, можно отведать и булочку, – пробормотал Алекс на ухо жене.
По спине Персефоны прокатилась сладостная волна дрожи: они ведь уже женаты и теперь могут законно погрузиться в пучину страсти. Сколько же недель она мечтала заполучить его в свою постель и познать его таинство магии!
Молодая жена выжидающе смотрела на Алекса, изумляясь его выдержке. Как у него хватает сил не затащить ее прямо сейчас в укромный угол, чтобы заняться с ней любовью? Но ее любимый обладал потрясающей силой воли. Неужели можно было сомневаться, что он захочет превратить эту ночь в чудо, которое запомнится им обоим на всю жизнь? Совершенно нет, решила она, и ее счастливая улыбка буквально заворожила его доверчивостью и сиянием. Он даже моргнул, словно она ослепила его пуще поднимающегося за окнами солнца. Персефоне хотелось закружиться с ним в танце в этой сверкающей теплоте, но она не могла отвлекаться от восхитительного обещания столь долгожданной любви.
– Я не могу допустить, чтобы тебя поймали на обратном пути в твою комнату, и для меня будет чистым удовольствием прийти к тебе, моя любовь, – хриплым шепотом произнес он, словно едва-едва сдерживался.
Персефона подумала и захотела рискнуть, лишь бы этим прекрасным ранним утром оказаться в постели со своим мужем. Она соблазнительно улыбнулась в знак согласия и потащила его прочь из комнаты. Крадучись провела по спящему дому, сжимая руку так крепко, что их не могло бы разлучить даже землетрясение. Теперь была ее очередь шикать и показывать на скрипящие половицы. И вот наконец они, никого не потревожив, оказались у двери ее спальни. Как же он сможет отсюда выбраться, чтобы никто не узнал о том, что он здесь побывал? Но об этом она подумает позже. Сейчас единственное, что имело значение, – это замужняя жизнь графини Калверкоум в объятиях ее мужа.
– Побыстрее, – пробормотала она, подталкивая его внутрь.
Алекс выдохнул с облегчением и закрыл дверь, тем самым отрезав их от внешнего мира.
– А вдруг твои сестры уже проснулись?
– Даже если так, они нас не услышат. Их комнаты в детском крыле в противоположной стороне дома. Так что давай поторопимся. Нам надо поскорее оказаться в постели и заняться тем, чем положено заниматься молодоженам, когда они наконец остаются наедине.
– А твоя матушка?
– Она спит в другом крыле, подальше от спальни, которую они с папой занимали до его смерти. Что-нибудь еще? Хочешь, чтобы я перечислила, где спят и бодрствуют все остальные, дабы мы могли быть уверены, что они к нам точно не ворвутся? Я предлагаю просто запереть дверь и опустить занавеси балдахина, чтобы разглядеть нас было бы не под силу даже Корисанде, сиди она у нашей замочной скважины. Или вы уже охладели к постельным делам, лорд Калверкоум?