Графиня де Монсоро (ил. Мориса Лелуара)
Шрифт:
– Государь, доброе кровопускание весьма освежает кожу, и поэтому нынче вечером я должен выглядеть особенно свежим.
– Ну хорошо, если на вас напали, сеньор де Бюсси, если вас покалечили, обратитесь ко мне с жалобой, и я вас рассужу.
– Позвольте, государь, – сказал Бюсси, – на меня не нападали, меня не калечили, мне не на что жаловаться.
Генрих остолбенел от изумления и уставился на герцога Анжуйского.
– А вы что мне говорили? – спросил он.
– Я сказал, что у Бюсси сквозная рана в бедре от удара шпагой.
– Это правда, Бюсси?
– Поскольку брат вашего величества так утверждает, значит, это правда. Первый принц крови не может лгать.
– И, получив удар шпагой в бедро, вы ни на кого не жалуетесь? – сказал Генрих.
– Я стал бы жаловаться, государь, только в том случае, если бы мне отрубили правую руку, чтобы я не смог отомстить сам за себя, да и тогда, – добавил неисправимый дуэлянт, – я, по всей вероятности, рассчитался бы с обидчиком левой рукой.
– Наглец, – пробормотал Генрих.
– Государь, – обратился к нему герцог Анжуйский, – вы только что толковали о правосудии. Ну что ж, окажите нам правосудие, ничего другого мы не просим. Велите учинить расследование, назначьте судей, и пусть они определят, кто устроил засаду и кто готовил убийство.
Генрих покраснел.
– Нет, – ответил он, – я и на этот раз предпочел бы не знать, кто прав, кто виноват, и объявить всем полное помилование. Я хотел бы примирить этих заклятых врагов, но, к сожалению, Шомберга и д’Эпернона раны удерживают в постели. Впрочем, господин герцог, кто из моих друзей, по-вашему, был самым неистовым? Скажите, вам это нетрудно определить, ведь, по вашим словам, они и на вас нападали.
– По-моему, Келюс, государь, – сказал герцог Анжуйский.
– Даю слово, вы правы, – сказал Келюс. – Я не прятался за чужие спины, ваше высочество тому свидетель.
– Раз так, – провозгласил Генрих, – пускай господин де Бюсси и господин де Келюс помирятся от лица всех участников.
– О! – воскликнул Келюс. – Что это значит, государь?
– Это значит: я хочу, чтобы вы обнялись с господином де Бюсси, обнялись здесь, на моих глазах, и немедленно.
Келюс нахмурился.
– В чем дело, синьор? – прогнусавил Бюсси, повернувшись к Келюсу и размахивая руками в подражание бурной жестикуляции итальянца Панталоне. [14] – Неужели вы откажете мне в этой милости?
14
Панталоне – постоянный персонаж итальянской комедии, порочный и скупой старик.
Выходка была столь неожиданной и Бюсси вложил в нее столько шутовского усердия, что даже король рассмеялся. Тогда Бюсси приблизился к Келюсу.
– Давай, Монсу, – сказал он, – такова воля короля. – И обвил руками шею миньона.
– Надеюсь, эта церемония нас ни к чему не обязывает? – прошептал Келюс на ухо Бюсси.
– Не волнуйтесь, – также шепотом ответил Бюсси. – Рано или поздно, но мы встретимся.
Весь красный и растрепанный, Келюс, дрожа от ярости, отпрянул назад.
Генрих нахмурил брови, но Бюсси, все еще изображая Панталоне, сделал пируэт и покинул залу совета.
Глава VI
О том, как совершался малый вечерний туалет короля Генриха III
После этой начавшейся трагедией и закончившейся комедией сцены, отголоски которой, подобно эху, вылетели из Лувра и распространились по всему городу, король в великом гневе последовал в свои покои; сопровождавший его Шико назойливо осаждал своего господина просьбами об ужине.
– Я не голоден, – бросил король, перешагивая через порог своей опочивальни.
– Возможно, – ответил Шико, – но я, я взбешен до крайности, и меня мучит желание кого-то или что-то укусить, ну хотя бы зажаренную баранью ножку.
Король сделав вид, что ничего не слышит, расстегнул свой плащ, положил его на постель, снял шляпу, приколотую к волосам длинными черными булавками, и швырнул на кресло. Затем устремился в переднюю, в которую выходила дверь из комнаты Сен-Люка, смежной с королевской опочивальней.
– Жди меня здесь, шут, – приказал он, – я вернусь.
– О, не спеши, сын мой, – сказал Шико, – не торопись. Мне бы даже хотелось, – продолжал он, прислушиваясь к удаляющимся шагам Генриха, – чтобы ты подольше там оставался и дал бы мне время подготовить тебе маленький сюрприз.
Когда шум шагов совсем затих, Шико открыл дверь в переднюю и крикнул: «Эй, кто там есть!»
Подбежал слуга.
– Король изменил свое решение, – сказал Шико, – он велел подать сюда изысканный ужин на две персоны, для него и для Сен-Люка. И советовал особое внимание обратить на вино. Теперь поторапливайтесь.
Слуга повернулся на каблуках и со всех ног помчался выполнять приказ Шико, ничуть не сомневаясь, что он исходит от самого короля.
Тем временем Генрих III, как мы уже говорили, прошел в комнату, отведенную Сен-Люку; последний, будучи предупрежден о королевском визите, лежал в постели и слушал, как читает молитвы старик слуга, последовавший за ним в Лувр и разделивший его заточение. В углу, на позолоченном кресле, опустив голову на руки, глубоким сном спал паж, приведенный Бюсси.
Одним взглядом король охватил всю эту картину.
– Что это за юноша? – подозрительно спросил он у Сен-Люка.
– Разве вы забыли, ваше величество? Заперев меня здесь, вы милостиво разрешили мне вызвать одного из моих пажей.
– Да, конечно, – ответил Генрих.
– Ну я и воспользовался вашим дозволением, государь.
– Ах вот как!
– Ваше величество раскаиваетесь в том, что даровали мне это развлечение? – осведомился Сен-Люк.
– Нет, сын мой, нет. Напротив. Забавляйся, сделай милость. Как ты себя чувствуешь?
– Государь, – сказал Сен-Люк, – меня сильно лихорадит.
– Оно и видно. У тебя все лицо пылает, мой мальчик. Пощупаем пульс, ты знаешь, ведь я кое-что смыслю в медицине.
Сен-Люк неохотно протянул руку.
– Ну да, – сказал король, – пульс прерывистый, возбужденный.
– О государь, – простонал Сен-Люк, – я и вправду серьезно болен.
– Успокойся. Я пришлю к тебе моего придворного врача.
– Благодарствуйте, государь, я не выношу Мирона.
– Я сам буду ухаживать за тобой.