Графиня де Монсоро. Том 2
Шрифт:
– Это вам обойдется недешево.
– Я дам три тысячи экю.
– Когда ваши сбиры узнают, с кем они должны иметь дело за три тысячи экю, вам не нанять будет больше шести человек.
– А разве этого недостаточно?
– Шесть человек! Да господин де Бюсси убьет четверых, прежде чем сам получит хоть одну царапину. Вспомните-ка стычку на улице Сент-Антуан, когда он ранил Шомберга в бедро, вас – в руку и почти доконал Келюса.
– Я дам шесть тысяч экю, если надо, – сказал д'Эпернон. – Клянусь кровью Христовой! Если уж я берусь за дело, я хочу сделать его хорошо, так, чтобы он не ускользнул.
– У вас есть люди на примете? – спросил Орильи.
– Проклятие! – ответил д'Эпернон. – Кое-кто есть, из тех, кому делать нечего: солдаты в отставке, разные удальцы. В общем-то они стоят венецианских и флорентийских молодцов.
– Прекрасно! Прекрасно! Но будьте осторожны.
– Почему?
– – Если они потерпят неудачу, они вас выдадут, – За меня король.
– Это кое-что, но король не может помешать господину де Бюсси убить вас.
– Справедливо, совершенно справедливо, – сказал задумчиво д'Эпернон.
– Я мог бы подсказать вам другой выход.
– Говори, мой друг, говори.
– Но, может быть, вам не захочется действовать совместно с другим лицом?
– Я не откажусь ни от чего, что может удвоить мои надежды на избавление от этой бешеной собаки, – Так вот, один враг вашего врага ревнует.
– О!
– Ив этот самый час!..
– Ну, ну, в этот час.., кончай же!
– Он расставляет вашему врагу западню.
– Дальше.
– Но у него нет денег. С вашими шестью тысячами экю он может обделать одновременно и ваше и свое дело. Вы ведь не настаиваете, чтобы честь нанесения удара осталась за вами, не правда ли?
– Боже мой, конечно, нет! Я ничего другого и не хочу, как остаться в тени.
– Тогда пошлите к нему ваших людей, не, открываясь им, кто вы. Он их использует.
– Но, если мои люди и не будут знать, кто я, мне все же следует знать, кто этот человек.
– Я покажу его вам сегодня утром, – Где?
– В Лувре – Так он дворянин?
– Да.
– Орильи, шесть тысяч экю поступят в твое распоряжение немедленно.
– Значит, мы договорились?
– Окончательно и бесповоротно.
– Тогда в Лувр!
– В Лувр.
В предыдущей главе мы видели, как Орильи сказал д'Эпернону:
– Все в порядке, завтра господин де Бюсси драться не будет.
Глава 48.
ШЕСТВИЕ
Как только завтрак кончился, король вместе с Шико удалился в свою комнату переодеться в одежды кающегося и через некоторое время вышел оттуда босой, подпоясанный веревкой, в низко надвинутом на лицо капюшоне.
Придворные за это время успели облачиться в такие же наряды.
Погода стояла прекрасная, мостовая была устлана цветами. Говорили, что переносные алтари будут один богаче другого и особенно тот, который монахи монастыря святой Женевьевы устроили в подземном склепе часовни.
Необъятная толпа народу расположилась по обе стороны дороги, ведущей к четырем монастырям, возле которых король должен был сделать остановки, – к монастырям якобинцев, кармелитов, капуцинов и монахов святой Женевьевы.
Шествие открывал клир церкви Сен-Жермен-л'Оксе-руа. Архиепископ Парижа нес святые дары. Между архиепископом и клиром шли, пятясь задом, юноши, размахивавшие кадилами, и молодые девушки, разбрасывавшие лепестки роз.
Затем шел король, босой, как мы уже сказали, в сопровождении своих четырех друзей, тоже босых и тоже облаченных в монашеские рясы.
За ними следовал герцог Анжуйский, но в своем обычном костюме, а за герцогом его анжуйцы вперемежку с высшими сановниками короля, которые шли в свите принца, в порядке, предусмотренном этикетом.
И, наконец, шествие замыкали буржуа и простонародье.
Когда вышли из Лувра, было уже более часа пополудни.
Крийон и французская гвардия хотели было последовать за королем, но он сделал им знак, что это ни к чему, и они остались охранять дворец.
Было около шести часов вечера, когда, после остановки у нескольких переносных алтарей, первые ряды шествия увидели портик старого аббатства с его кружевной резьбой и монахов святой Женевьевы во главе с их приором, выстроившихся на трех ступенях порога для встречи его величества.
Во время перехода к аббатству, от места последней остановки в монастыре капуцинов, герцог Анжуйский, с утра находившийся на ногах, почувствовал себя дурно от усталости и спросил разрешения у короля удалиться в свой дворец. Разрешение это было ему королем даровано.
После чего дворяне герцога отделились от процессии и ушли вместе с ним, как бы желая высокомерно подчеркнуть, что они сопровождали герцога, а не короля.
Но в действительности дело было в том, что трое из них собирались на следующий день драться и не хотели утомлять себя сверх меры.
У порога аббатства король, под тем предлогом, что Келюс, Можирон, Шомберг и д'Эпернон нуждаются в отдыхе не меньше Ливаро, Рибейрака и Антрагэ, король, говорим мы, отпустил и их тоже.
Архиепископ с утра совершал богослужение и так же, как и другие священнослужители, еще ничего не ел и падал от усталости. Король пожалел этих святых мучеников и, дойдя, как мы уже говорили, до входа в аббатство, отослал их всех.
Потом, обернувшись к приору Жозефу Фулону, он сказал гнусавым голосом: