Грань бессмертия
Шрифт:
– Вы экспериментировали на людях?
– с ужасом спросил я.
– Как это могло прийти вам в голову?
– возмутился ученый. Экспериментировали исключительно на животных! Впрочем, я лично провел всего два опыта. Если бы удалось преодолеть технические и физиологические трудности, то все равно для трансплантации были бы пригодны исключительно участки "незаписанного", но соответствующим образом развитого мозга. А ведь одно исключает другое, поэтому казалось, что проблема неразрешима. Но, как это уже не раз бывало в истории науки, на помощь пришло открытие, на первый взгляд не связанное с нейрофизиологическими исследованиями лабораторным путем было создано вещество с удивительнейшими свойствами...
– Нейродин?
Боннар
– Да. Вначале Барт сам не представлял себе возможностей, которые открывает нейродин. Скажу больше: даже сегодня мы не знаем до конца, на чем основываются его свойства. Нейродин - чрезвычайно сложная кремнийорганическая структура, имеющая некоторые свойства, присущие нуклеиновым кислотам, но, разумеется, созданная из других химических элементов. Необычность свойств нейродина состоит в том, что в определенном смысле это живое вещество, к тому же наделенное не только специфическим метаболизмом, но и поразительной способностью к самоорганизации. Эта способность самоорганизовываться у нейродина даже выше, нежели у человеческого мозга. Сразу же после синтеза, стоит лишь ему обеспечить поддержание метаболических процессов, в нейродине под воздействием среды начинается процесс самоорганизации и самоусовершенствования структуры. Более того, его способность приспосабливаться к условиям в зависимости от потребности приводит к возникновению определенных органов чувств и действий.
– Гомункулус...
– с ужасом прошептал Альберди.
– Нет. Опасаться нечего, - отрицательно покачал головой Боннар.
– Во всяком случае, пока, - добавил он с оттенком меланхолии.
– Быть может, если попытаться определенным образом направить его эволюцию, в нем можно как бы имитировать психику. Но пока мы еще слишком мало знаем... Я уж не говорю о том, что его способность самостоятельно поддерживать в себе жизнь равна нулю. Таким образом, сам по себе он не представляет опасности для человека. Зато его практическая ценность необычайно велика. Это выражается в способности к симбиозу, точнее, к "сотрудничеству" с нервными клетками живого организма. Это "сотрудничество" проявляется исключительно в приеме и передаче электрических сигналов. Такая двусторонняя связь обеспечивает нейродину контакт с окружающей средой и в результате процессов приспособления ведет к соответствующему формированию его внутренней структуры. Не стану утомлять вас подробностями - вы немногое из них поймете, скажу лишь, что именно нейродин представляет собой материальную основу, способную воспринять запись личности. Короче говоря, нейродин в состоянии сравнительно быстро, к тому же совершенно не нарушая физической и химической структуры живых клеток, слиться с мозгом живого существа. Вначале он представляет собой как бы новый, совершенно лишенный записи участок мозга, но постепенно все полнее и полнее включается в динамические процессы, происходящие в структуре мозга. Это "сосуществование" длится довольно долго, и если постепенно, частями извлекать из черепа настоящий мозг, нейродинная структура все больше и больше будет принимать на себя запись личности. В конце концов роли поменяются. Если даже мозг совершенно погибнет, запись, принятая нейродином, останется.
– Значит, что-то вроде протеза мозга?
– воскликнул я, не скрывая изумления.
Улыбка удовлетворения на мгновение появилась на лице Боннара.
– И да и нет...
– ответил он, присаживаясь на краешек стола.
– С психологической точки зрения - да! Личность перенесена на нейродинную структуру. Правда, должен предупредить, что эта процедура весьма сложна и ей сопутствуют серьезные психические нарушения, особенно сразу после подключения нейродинных отводов, а также на последнем этапе - после разрыва связи со стволом мозга. Впрочем, перемещенная личность не является точной копией старой. Существуют значительные пробелы в памяти, появляются новые свойства...
– И все-таки это протез! Может быть, еще не совершенный, но наверняка протез мозга, - все больше воодушевлялся я.
– Вероятно, вскоре можно будет заменять большие участки мозга.
– Увы, нет, - вздохнув, ответил профессор.
– Как я уже говорил, метаболизм нейродина совершенно отличается от белкового. Поддержание его требует сложнейшей аппаратуры. Преградой, абсолютно исключающей возможность протезирования, является то, что нейродин может в широкой области принять на себя функции мозга лишь тогда, когда его сложность, а стало быть и масса будет достаточно велика. Для протезирования человеческого мозга минимальную, можно сказать критическую, сложность мы получаем тогда, когда количество вещества, взятого для эксперимента, имеет объем около полутора кубических метров, то есть почти в четырнадцать раз больше, чем объем человеческого тела. К сожалению, мы не можем носить нейродинный мозг в собственном черепе...
– Но это все равно настолько удивительно, что трудно вообще освоиться с подобной мыслью.
– Да, любезный мой адвокат, - прервал меня Боннар.
– Вы собирались устроить мне процесс, обвиняя в убийстве Хозе Браго... Хозе был безнадежно болен, обречен на смерть. Новообразование в мозге... Понимаете? Я спас его личность. Его душу, если воспользоваться твоей формулировкой, Эст. Более того, я дал ему шанс на бессмертие. То, чего не в состоянии до сих пор дать никто ни на земле, ни на небе...
Я с удивлением глядел на Боннара, понимая, что в этот момент увидел еще одно его лицо, скрываемое до сих пор.
Я перевел взгляд на Альберди, но он, видимо, был настолько ошеломлен услышанным, что не пытался даже отразить нападение.
Боннар замолчал. Теперь он стоял перед нами выпрямившись, отчего казался еще выше. Очевидно, впечатление, которое он произвел на нас, доставляло ему громадное удовольствие.
Священник беспокойно шевельнулся и украдкой взглянул на интерком. Профессор заметил это, подошел к столу и щелкнул одним из переключателей, помещенных на стенке динамика.
– Хозе! У нас гости!
– бросил он в микрофон, словно на конце провода кто-то ждал вызова.
– Кто?
– послышалось из динамика удивительно медленно произнесенное слово.
– Эст Альберди и адвокат, о котором тебе говорила сеньорина Дали. Твоя бывшая жена ждет в холле.
Некоторое время царила тишина.
– Хочешь, чтобы я с нею поговорил?
Голос был низкий, приятный, только как бы чрезмерно четко и правильно выговаривающий отдельные слова.
– Это зависит от тебя...
– сказал Боннар в интерком.
Опять наступила тишина. В этот момент я подумал, а не чудовищный ли это блеф, рассчитанный на то, чтобы ввести в заблуждение меня, а вместе со мной и противников Боннара. Может быть, таким образом Боннар хочет вызвать замешательство и ослабить впечатление, которое произвело на общественное мнение открытие профессора Гомеца, или хотя бы выгадать время? Однако какова была во всем этом роль Катарины?
– Хорошо!
– опять послышался голос из интеркома.
– Я поговорю с ней. Позже. Сейчас оставьте меня одного с Эстебано.
Священник словно загипнотизированный смотрел на ящичек интеркома.
– Пойдемте, - шепотом обратился ко мне профессор.
– Я вам кое-что покажу...
13
После ярко освещенного кабинета коридор казался погруженным во тьму. Профессор прикрыл дверь. Не спеша достав из кармана халата длинный плоский портсигар, он предложил мне сигарету.
– Я привык курить в коридоре, - заметил Боннар, поднося мне огонь. Нейродин не переносит дыма... Впрочем, пройдемте в архив. Вы увидите интересные документы - первые рукописи, а точнее, "мозгописи" Браго.