Грань бессмертия
Шрифт:
– Поэтому Марио, - продолжал я, - должен время от времени навещать своего отца.
– Да, мама, - взволнованно подхватил мальчик.
– Я должен приезжать сюда! Я ему нужен!
– Конечно! Ты будешь навещать его, когда захочешь, - поспешила ответить Долорес, хотя было видно, что она не принимает ни одного слова всерьез. Я сама буду привозить тебя сюда. Но мы, наверное, мешаем сеньору профессору, - опять сменила она тему.
– Быть может, нам уже пора...
– она неуверенно посмотрела на меня.
Теперь мне предстояла самая сложная часть дела. Будет ли достаточно моего
– Я думаю, нам пока незачем спешить...
– начал я подготавливать почву.
– Уже довольно поздно, а ночные поездки не из приятных... Сеньор профессор, у вас найдется для нас какая-нибудь комната?
Долорес с изумлением смотрела на меня.
– А может быть, мы не станем мешать профессору...
– А вы и не мешаете, - буркнул Боннар, что должно было, видно, означать приглашение.
– Почему вы хотите остаться здесь на ночь?
– прошептала сеньора Долорес, умоляюще глядя на меня.
– Мы же можем заночевать в "Каса гранде", если вы не хотите возвращаться ночью.
– Мы должны здесь остаться, чтобы выяснить все до конца. Это раз! А если говорить о "Каса гранде", то не знаю, согласится ли Марио...
– я замолчал, вопросительно глядя на мальчика.
– Я туда не поеду!
– поспешил на помощь Марио.
– Ну так можно заночевать у дяди!
– не сдавалась Долорес.
– Я остаюсь здесь, - поспешно сказал Альберди.
– А впрочем... я же говорил тебе, Долорес... Ты должна сама поговорить с Хозе.
– Да ты шутишь...
– Нет, Долорес. Этого хочет Хозе. Ему нельзя отказывать.
– Хозе требует этого разговора, - спокойно сказала молчавшая до сих пор Катарина.
Глаза Долорес были полны ужаса.
– Я пойду с тобой, мама, - мягко сказал Марио.
Она конвульсивно схватила его за руку.
– Будет лучше, если вы побеседуете без свидетелей, - твердо сказал Боннар.
– Я не пойду туда одна!
– крикнула отчаянно Долорес, бледная как полотно.
– Ты не можешь ему отказать...
– мягко сказал Альберди.
– Я... Я боюсь, - сдалась она.
– Эст! Ты пойдешь с ней. Так будет лучше, - решил Боннар.
Священник взял сестру под руку и повел ее к лестнице. Боннар молча следовал за ними.
Марио смотрел, как они поднимаются, и вдруг, когда их уже не было видно, помчался следом.
Мы остались с Катариной.
– Скажи честно, - я взял ее за руку.
– Действительно ли Боннару можно полностью доверять?
– Абсолютно, - она освободила руку и уселась в кресло.
– Его взгляды по меньшей мере странны. Я слышал от де Лимы, что Браго симпатизировал коммунистам... Может быть, и Боннар... Все это довольно подозрительно...
– Глупости. Каждого имеющего радикальные взгляды люди типа да Сильвы готовы считать коммунистическим агентом. Ну а если даже он был бы коммунистом?
– Ну хорошо. Не в этом дело... Я в вашей политике не разбираюсь и разбираться не хочу. Скажи мне лучше, что это за история с дневником Браго?
– Неприятная история. Это работа твоей сеньоры Долорес: у нее остались первая повесть, несколько рассказов и дневник Хозе, который он вел некоторое время.
– И Марио об этом узнал?
– Да. Но лишь три месяца назад. Дело с дневником тянется уже несколько лет. Началось оно, пожалуй, через год после официальной смерти Браго. Не знаю, говорил ли тебе Боннар, но в ходе переноса личности в памяти Браго появились значительные пробелы. Его это страшно угнетало, особенно позже, когда мыслительные способности полностью восстановились. И тут он вспомнил о дневнике, который мог бы ему очень помочь. Поэтому Боннар предпринял попытку добыть у Долорес эти записки. Однако она утверждала, что Хозе ей ничего не оставлял. Профессор, решив, что Хозе страдает парамнезией, поставил на этом крест. Правда, существование произведений подтвердили редакции, которым Хозе предлагал в свое время рукописи, но ведь он мог их затерять. После развода он много пил и порой бывал в состоянии полной невменяемости. Пить он перестал только за год до смерти под влиянием Боннара и Альберди. Вопрос о дневнике вновь всплыл лишь несколько месяцев назад в разговоре Хозе с Марио. Мальчик припомнил, что лет пять или шесть назад видел у матери толстые блокноты в характерных обложках. По просьбе Хозе он начал искать их дома, и не знаю, как уж там было, только в конце концов оказалось, что все сожжено матерью.
– Так вот зачем Хозе звонил сыну? Ему был нужен дневник...
– Нет!
– возмутилась Катарина.
– Хозе просто тосковал по сыну. Он действительно его очень любил и любит... Боннар решился на этот довольно рискованный шаг, учитывая психическое состояние Хозе. Вопрос о дневнике совершенно случайно был затронут лишь при третьем или четвертом разговоре.
– Мне кажется, ты идеализируешь Браго.
– Что ты!
– вздохнула она.
– Ты не знаешь Хозе! Ты видишь его глазами этой ведьмы. Представляю себе, что она о нем наплела... Ведь она принудила своего сына поклясться, что он никому не скажет об уничтожении рукописей! И теперь от него ты не услышишь об этом ни слова. Он поделился только с отцом, так как считает, что на него клятва не распространяется.
– Почему ты так ее ненавидишь? Мне кажется, несмотря на все недостатки, это несчастная женщина.
– Что ты плетешь?
– возмутилась Катарина.
– Это корыстолюбивая, коварная, беспринципная баба. Если б ты знал, что вытерпел от нее Хозе!..
Я смотрел на Катарину и думал, почему она, всегда такая объективная и трезвая, не находит в себе и тени сочувствия к матери Марио. Разве она не видела, что происходило несколько минут назад? Разве не поняла, что Долорес только ради сына согласилась на разговор с покойным мужем?..