Грань
Шрифт:
– А сама она не заедет? – уточнила Милявская.
– Вряд ли. Шины точно сгорят, но нам ведь и моторный отсек изнутри надо выжигать, и багажник, и все полости. После такой обработки останется только бронекапсула с пассажирами.
– Да, пожалуй. А что тебя беспокоит?
– Я же говорю: если в машине трое и больше, то меня ничего не беспокоит. Обработали, затянули на буксире в ангар, потом повторили операцию с другой машиной. И так далее. Но если в шлюз заедет автомобиль с одним пассажиром? Вот в этом случае я не знаю, что делать. У людей паника, они
Женщина задумалась. Она не смотрела на проблему с этой стороны.
– Въедет, допустим, такая машина в шлюз, когда мы откроем внешние ворота. И что? Мы ее ни пропустить не сможем, ни выгнать из шлюза…
– Почему не сможем? А под угрозой применения оружия?
– А мы разве можем его применить?
– Почему нет? – удивилась Милявская.
– Эх, Ирочка! Чтобы пальнуть из гранатомета, стрелок должен оказаться снаружи. Через ворота стрелять не получится.
– Ну, вывести нескольких гранатометчиков в защитных костюмах. Что мешает? Из Кронштадта же передали, что обычный ОЗК с изолирующим противогазом спасает от заражения…
– Вывести мы их сможем! И защитные костюмы уберегут их от заражения. Но как мы запустим их обратно? Тоже бензином обольем и подожжем? У нас нет другого средства обеззараживания, кроме огня.
– Да… – Милявская вздохнула – Это проблема. Нужно исследовать вирус, чтобы понять, как очистить от него защитное снаряжение, не причинив вреда людям. Но ведь… Черт, я как-то упустила это из виду! Выйти из бункера мы можем, а вернуться-то – нет! Даже если вывести людей за образцами, мы ни их не вернем обратно, ни образцы…
– Образцы еще ладно, – сказал Грохотов. – У меня есть герметичные капсулы для взятия проб в случае бактериологического заражения местности. Но людей мы обратно точно впустить не сможем. Были бы несгораемые скафандры, тогда да. Впускали бы тем же способом, которым собираемся принимать прибывших. Но как надежно и безопасно обработать ОЗК, я понятия не имею. Есть идеи, конечно, но как их проверить? На себе не хочу.
– Поделись, – заинтересовалась начмед.
– Концентрированными кислотами можно попробовать. Или, например, очень горячим воздухом. Мы же понятия не имеем, при какой температуре гибнет вирус. Может, ему семидесяти градусов хватит, чтобы крякнуть? А может, нет. Нужен вирус для исследования. И уже на жизнеспособных его образцах проверять те или иные воздействия. Которое сработает, не убив человека, то и наше.
– Пока это мечты, – вздохнула женщина. – Но вот твою проблему с прорывом я знаю как решить.
– Да ладно? – удивился майор.
– Мы же все равно ангар будем герметично отделять от остального бункера. На всякий случай. А места тут навалом. Можно поставить гранатометчиков тут, прямо в ангаре. Если кто-то попытается прорваться, мы ему внутренние ворота откроем, чтобы не создавать затор, но как только он въедет в ангар и раньше, чем кто-то откроет двери, надо лупить в бронекапсулу из «Шмеля» термобарическим боеприпасом. При температуре взрыва вирусу в салоне точно конец.
– Людям тоже, – нахмурился Грохотов.
– Других решений все равно нет, – холодно ответила Милявская.
– Надо объявить это по рации, – заявил «химик». – Если зараженные будут знать, что в случае прорыва их уничтожат, они, скорее всего, предпочтут поискать другое убежище.
Он связался с Измайловым. Тот дал добро на проведение операции в таком виде, после чего дежурный получил необходимые инструкции, что и как выдавать в эфир. И хотя говорить в микрофон приходилось, читая с листа, все равно это давалось нелегко:
– Право проезда через шлюз получают только те машины, в салоне которых находится более двух человек. Всем остальным настоятельно рекомендуется не предпринимать попыток прорыва, так как в ангаре размещено отделение гранатометчиков и любой прорвавшийся без разрешения будет уничтожен, чтобы избежать распространения инфекции на весь бункер.
Кирилл слушал рацию и ушам своим не верил. Мозг наотрез отказывался воспринимать происходящее, но все происходило в реальности, и теперь надо было как-то с этим жить.
– Нас четверо, – спокойно констатировал отец. – Нас пропустят.
– Помните! – продолжал вещать дежурный. – Если вы заразились, выжили и не мутировали, вирус вам уже не угрожает. Главной опасностью для вас являются мутанты. Примите меры к тому, чтобы уберечься от них. Объединяйтесь в группы, вооружайтесь, занимайте здания, защищайте входы в них. По сравнению с нами у вас есть преимущество: вы уже выжили, а мы не знаем, как на нас подействует вирус, кто погибнет, а кто мутирует. Вы способны свободно перемещаться без защитного снаряжения, пить воду, есть любые найденные продукты. Мы же всего этого лишены. Ваш враг – только мутанты. А наш – мутанты и вирус. Вы находитесь в более выгодной позиции, чем мы, поэтому используйте ее для выживания. В бункере вам места нет. Ищите другое убежище и не пытайтесь прорваться. Шансов на прорыв у вас нет…
Дежурный еще продолжал говорить, а очередь уже разделилась. Часть машин разворачивалась на поляне и устремлялась прочь от бункера, в сторону шоссе. Другие просто отъехали к стене леса и остались там, не мешая формироваться новой очереди. Кирилл снова ощутил, как невидимая грань жестко делит человечество на две части: тех, кто заразился и выжил, и тех, кому теперь суждено жить в страхе перед вирусом. Он сам предпочел бы разделить участь первых, но так вышло, что он стал вторым. И с этим тоже придется как-то жить.
В очереди остались всего девять машин. В стороне поперек поляны, уткнувшись задним бампером в замшелый валун, стояла еще одна, с окровавленным стеклом. Еще три припарковались у леса и ждали непонятно чего, остальные предпочли искать безопасное пристанище в другом месте.
Через несколько минут внешние ворота шлюза опустились, уйдя под землю и открыв въезд. В эфире раздался голос дежурного:
– Машинам, въезжающим в шлюз, зажигать свет в салоне, чтобы мы видели, сколько у вас людей.