Граненое время
Шрифт:
— Зря волнуетесь, товарищ Осинков.
— Осинков.
— Простите, вечно путаю ударения. Сейчас нас соединят с первым секретарем, и все станет ясно.
— Я обойдусь без вашей помощи.
— Нам бы очень хотелось этого. Хлеб хлебом, но мы тоже не можем останавливать стройку. Верно? Верно. Скоро ударят ночные заморозки, а у нас три тысячи человек живут в палатках. Поймите, товарищ Осинков... виноват, Осинков.
— Не тратьте время.
— Верно, мы слишком долго убеждаем друг друга в том, в
Зазвонил телефон. В комнате установилась тишина.
— Пожалуйста, товарищ Осинков, соединяют с первым, — Синев подал трубку, но уполномоченный по Целинному району сердито отвернулся.
— Что?.. Никто не отвечает? Какая досада! Перенесите разговор на вечер. — Он отодвинул телефон и косо глянул, тая усмешку, на Осинкова.
— Считаю, Алексей Викторович, что вопрос остается открытым только до завтра, — сказал Осинков. — Завтра получите решение бюро райкома.
Братчиков утвердительно наклонил свою седую голову.
— Вы, кажется, оговорились, речь идет о решении бюро обкома, — сказал Синев.
— Раньше за подобный саботаж выгоняли из партии!
Синев вспыхнул, подошел к Осинкову и, чеканя каждое слово, сказал ему в лицо:
— Не удастся вам сделать меня беспартийным. Опоздали, дорогой товарищ.
— Посмотрим, посмотрим... — в замешательстве говорил тот, направляясь к двери.
Витковский и Захар тоже встали.
— Жаль, что не договорились мирно, — прощаясь с Синевым, сказал Витковский.
— По вашей вине.
— То есть?
— У вашей стороны не оказалось законных полномочий.
Захар покачал головой неодобрительно и вышел вслед за директором совхоза.
Строители остались одни. С минуту они молчали, остывая после этой перепалки. Алексей Викторович бесцельно перебирал служебные бумаги на столе. Зареченцев углубился в чертежи, а Синев мерным шагом ходил по кабинету. Наконец он остановился, спросил Зареченцева:
— Вениамин Николаевич, вы знаете этого Осинкова?
— Встречался иногда в президиуме какого-нибудь собрания.
— Хорошо, что его поздно стали выбирать в президиум, а то бы такой д е я т е л ь не одного упрятал туда, где Макар телят не пас, — он вспомнил шофера Гущина и улыбнулся.
— Да, мужик крутой.
— А отступил, когда дело дошло до первого секретаря, — сказал Братчиков.
— Не понимаю, почему вы-то готовы были отдать грузовики без боя? В такое время?
— Видите ли, Василий Александрович, — неохотно начал, протирая пенсне, Зареченцев, — возможно, придется законсервировать стройку до весны.
— Что, что?!
— До холодов остается месяц-полтора, а на площадке подготовлено к сдаче в эксплуатацию максимум четыре тысячи квадратных метров жилой площади. Примерно столько же находится в заделе. Мы не можем рисковать здоровьем людей. Кстати, чтобы сохранить
— Зачем же было огород городить? Это что, окончательное решение или только предположение?
— Это мнение некоторых товарищей из совнархоза.
— В том числе и ваше? Тогда мы с вами, Вениамин Николаевич, непримиримые враги.
— Хочу верить, что не на всю жизнь.
— Мнение некоторых товарищей! А вы посоветовались, к примеру, с теми товарищами, о здоровье которых так печетесь? Что они скажут, как вы думаете? В конце концов речь не только о консервации стройки. Это еще полбеды. Но в какое положение вы ставите людей? Молодых людей? Какое разочарование вызовет у них эта ваша консервация?.. Что же ты молчишь, Алексей?
— Мы уже здесь накричались до хрипоты. Вечером партийное собрание, надо поберечь голосовые связки.
— Партсобрание? Очень хорошо. А завтра надо собрать всех рабочих.
— Не следует устраивать митингов, — недовольно поморщился Зареченцев.
— Вениамин Николаевич, я уважаю вас как опытного специалиста...
— Весьма признателен вам.
— Но без горячих слов не обойдется. Стройка — это не только проекты, техника, материалы. Значительная часть жизни каждого из нас накрепко связана теперь с этой стройкой. И уж разрешите нам помитинговать. Если с нами не согласятся в совнархозе, пойдем в обком, не согласятся в обкоме — тогда в ЦК. Строителям нечего терять, кроме своих палаток! Так, что ли, Алексей?
— Гм...
— Наступление, как говорил еще Клаузевиц, сильная форма обороны.
— Послушайте, товарищи, положение весьма, весьма сложное, — Зареченцев свернул в трубочку план микрорайона и подошел к окну. — Нас подвели железнодорожники. Мы надеялись, что они откроют рабочее движение по новой ветке в июле, максимум в августе. Однако первый поезд прибудет на площадку, видимо, не раньше октябрьских праздников. Наличный автопарк не сможет обеспечить подвоз материалов, необходимых для достройки начатого жилья. Мы вступим в зиму абсолютно неподготовленными... — Он говорил тихо, не спеша, по памяти называя цифры.
Братчиков слушал внимательно, раздумывая, Синев слушал по обязанности, ему не терпелось прервать Зареченцева на полуслове.
— Простите меня за солдатскую прямолинейность, но мне кажется, что вам не удалось защитить эту диссертацию на тему «Новейшие методы консервации ударных строек!»
Братчиков предостерегающе поднял руку, но Синев и без того почувствовал себя неловко (что-то он со всеми задирается, как мальчишка!).
— Я, в свою очередь, должен признаться, что ваша горячность доставляет мне истинное удовольствие, — сказал Зареченцев. — Я рад, что недавний артиллерист столь быстро принял строительную веру.