Грани веков
Шрифт:
Доктор же оставался убийственно серьёзен.
Окончив осмотр, он извлек из кармана пузырек из зеленого стекла и поставил его на стол.
— Я рекомендовать принимать по одной капле перед сном, царевна.
— И что же это? — усмехнулась Ирина.
— О, это лекарство укрепит вашу печень, — ответствовал Рихтингер.
— Печень?
— Именно так, царевна. Нужно разогнать желчные соки, избыток которых приводит к застою и угнетению духа, сиречь, меланхолии.
Ирина осторожно вытащила плотно притертую пробку.
— Только будьте осторожны, царевна, — предупредил Рихтингер, — неумеренное потребление зелья может погрузить вас в очень глубокий сон.
— Спасибо, учту, — кивнула Ирина.
— А теперь должен просить прощения — мне необходимо еще навестить вашего батюшку, — доктор отвесил глубокий поклон.
— А что с ним не так? — насторожилась Ирина.
— О, ничего особенного, царевна, — доктор замялся, бросив быстрый взгляд на горничную. — Небольшое кровопускание, чтобы дать выход флегме.
С этими словами он поспешно удалился.
Ирина проводила коллегу задумчивым взглядом.
Потом посмотрела на кровать. После горячей ванны клонило в сон. Она задумалась, когда вообще спала последний раз. Пожалуй, немного отдыха — это именно то, что ей сейчас нужно.
— Знаешь, Авдотья, — сказала она, — я, наверное, немного вздремну.
На этот раз она не отказалась от помощи, так как выпутаться самостоятельно из напяленного на себя количества ткани с кучей застежек и подвязок было непростым делом.
Под убаюкивающее воркование Авдотьи, она погрузилась в мягкий пух и тут же провалилась в сон.
Глава 16
***
«Ярик!»
Он не оборачивается. Обернешься — пропадешь, не сможешь уйти.
«Не делай этого!»
Но он лишь ускоряет шаг, подволакивая правую ногу. От осознания того, как, должно быть, нелепо это смотрится со стороны, в сердце закипает злость. Это хорошо, злость дает силы пересиливать себя, продолжать идти, хотя все внутри восстает против.
«Прошу тебя…» — слышит он тихий голос за спиной и замирает.
Она так близко, что он чувствует ее дыхание на затылке, слышит, как колотится ее сердце. Она ждёт.
Тишина вокруг. Он зажмуривается. Если только на миг обернуться, последний раз взглянуть в её зеленые дивные глаза. Коснуться пальцами её щеки. Вдохнуть аромат густых огненно-рыжих волос.
Нет! Он закусывает губу и делает шаг вперёд. И, словно свидетельствуя о сделанном выборе в небесах раздается раскат грома. Он вздрагивает. Он вздрагивает всякий раз, когда слышит гром. По искаженному гримасой боли лицу катятся слёзы, смешивающиеся с каплями дождя. Она не двигается с места. Спиной он ощущает её взгляд, немой зов, угасающую надежду.
«Что ты делаешь?!» — он не сразу понимает, что этот крик в ушах — его собственный. «Ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь!»
Под развесистыми лапами елей —
От потоков воды с неба все видится как в размытой туманной дымке. Он вступает под своды деревьев и тишина обволакивает его. Он устало опирается на палку. Выбор сделан. Отныне он — один. Знахарь. Бродяга. Калека.
***
Ярослав открыл глаза и увидел встревоженное лицо Когана, склонившегося над ним.
— Давид Аркадьевич? У нас вызов?
Голова была тяжелая и мутная, во рту пересохло.
Постепенно до него начало доходить, что он лежит на подванивающей соломе в каменной камере. У противоположной стены похрапывал Евстафьев.
— Ты кричал во сне, — объяснил Коган. Он выглядел осунувшимся, на щеках проступила щетина, под глазами залегли черные круги.
— Сколько я спал?
Врач пожал плечами. — Около часа. А может, два. Здесь трудно определять время.
Ярослав приподнялся на локтях. — А вы совсем не спали?
Коган покачал головой.
— Крысы, — коротко сказал он. — Не могу уснуть, когда эти твари шастают по углам. Почему-то лезет в голову, что они непременно обгрызут лицо во сне. Хотя, по здешним меркам, наверное, это не самая большая неприятность.
Он грустно усмехнулся.
— Думаете, нас будут пытать? — Ярослава передернуло при воспоминании о растянутом на дыбе разбойнике.
— А для чего, по-твоему, мы здесь? — Коган обвел рукой стены. — После того, как нас, так сказать, разоблачили… Очевидно, что иностранный доктор-жид и беглый конюх, подозреваемые в похищении царевны, вряд ли могут надеяться на что-то другое. Тебя я в расчет не беру, поскольку у тебя теперь что-то вроде иммунитета. Кстати, мне не показалось? Тот блаженный действительно пел Цоя?
Ярослав кивнул.
— Интересно… — Коган нахмурился. — А ты обратил внимание, что местный начальник…
— Сарыч, — поспешно сказал Ярослав.
— Именно.
Коган хмыкнул. — Федорович, конечно, бывает крут, но я представить себе не мог, что однажды он будет пытать меня в подвале…
— Странно, — пробормотал Ярослав. — Мы встречаем в прошлом людей, которые выглядят точь-в-точь, как наши современники, и сами оказываемся в чьих-то образах…
— Кроме тебя, — напомнил Коган.
— Тот сумасшедший, — Ярослав наморщил лоб, — он что-то такое говорил… Про схизму, расщепление сознания… И что реальность, на самом деле одна и та же, что времени нет…
— Ты про этого поклонника Цоя?
Ярослав помотал головой. Он рассказал Когану про семинар в клинике психиатрии и теорию Хронина.
— Теперь мне кажется, что он вовсе не был сумасшедшим, — признался он.
— Вполне возможно, — признал Коган. — А ты его здесь, случайно, ни в ком не признал?
— Нет.
— Жаль, — Коган прислонился к стене и прикрыл глаза.