Грани веков
Шрифт:
Вот оно что. Родственник, значит. Ирина фыркнула про себя, решив пропустить на этот раз «золотце» мимо ушей. В общем, блат и коррупция, как и у нас, а она-то думала.
— А вот и он сам, легок на помине! — с улыбкой проговорил Федор.
***
— Жизнь-то налаживается, а, Давид Аркадьевич!
Евставьев надломил дышащий жаром пирог, принюхался, и смачно откусил половину.
Коган устало кивнул, дуя на горячий сбитень.
— С голоду, по крайней мере, не помрём, — продолжал рассуждать водитель, отправляя в рот соленый рыжик. — А там —
— Василий Михайлович, — Коган покачал головой. — Вы что, всерьез полагаете, что мы сможем здесь долго протянуть?
— А чего ж нет? — удивился Евстафьев. — С такими-то связями, и нашими знаниями! Да мы всю Русь-матушку перевернуть сможем!
— Да-да, вам только точку опоры дай, — пробормотал Коган. — Только боюсь вас огорчить, но положение наше крайне шаткое. Борис жив только потому, что мы оказались здесь. А это означает, что кое-кому наше вмешательство может быть крайне неуместно. Нам нужно искать пути возвращения.
— Так ведь все-равно сейчас никаких планов, — резонно возразил Евстафьев. — Вот отыщем Ярослава и крест — тогда и думать будем!
— Если отыщем, — вздохнул Коган.
Дверь отворилась, и в комнату, неслышно ступая, вошли две женщины в черных монашеских одеяниях в сопровождении священника.
Коган с Евстафьевым переглянулись. Вошедшие степенно перекрестились на образа, после чего священник, настороженно косясь на Когана, объявил, что инокини Пелагея и Евфросинья будут ухаживать за государем и помогать лекарю Ягану в его трудах.
Благословив всех на прощание крестом, поп торопливо вышел.
— Доброго здоровья, матушки, — оживился Евстафьев, откладывая в сторону недоеденный пирог. — Перекусить с нами не изволите ли?
— Благодарствуем, отец, — слегка окая, ответила старшая, смерив Евстафьева суровым взглядом. — Потрапезничали уже.
Монахиня уверенно двинулась к царскому ложу. — Ох, Матерь Божия! — врывалось у неё. Качая головой, она разглядывала лежащего Годунова. — Никак, удар?
— Инсульт! — со знанием дела пояснил Евстафьев.
Он обернулся к Когану и недоуменно нахмурился.
Реаниматолог замер неподвижно, не сводя глаз со второй монахини, робко стоявшей поодаль, не смея поднять глаза.
— Давид Аркадьевич? — позвал Евстафьев.
Но Коган, казалось, не слышал его.
— Настасья! — выдохнул он.
Услышав это имя, девушка вскинула голову и уставилась на Когана широко распахнутыми глазами.
— Инокиня Евфросинья, — испуганно пролепетала она. — Но… откуда вам мое мирское имя ведомо?
— И то правда! — Пелагия подозрительно глянула на Когана. — Откуда тебе, лекарю чужеземному это известно? Али встречались раньше?
— Н-нет, — после паузы тихо ответил Коган. — Не встречались… Обознался я.
— Ну, а коли обознался, Яган, или как тебя там кличут, то хватит рабу Божию смущать и пора за дело браться, — отрезала Пелагия.
— Да, конечно… — Коган, моргнув, отвернулся, поставил на столик чашку со взваром и подошел к кровати.
Пелагия настороженно
Пожав плечами, коснулась рукой лба царя, что-то пробормотав про себя.
Годунов застонал и открыл глаза. Взгляд его плавал, левая щека обвисла и слегка трепыхалась на выдохе.
Монахиня покачала головой. — Ох, государь, угораздило же тебя, помилуй Господи…
— Мы вводим ему необходимые лекарства через вену, жилу то есть, — пояснил Коган, указывая на катетер. — Сейчас ему нужен уход, поить и кормить его можно с ложки, маленькими порциями, чтобы не поперхнулся…
— Знаю, лекарь, — кивнула Пелагия. — Случалось мне и таких выхаживать… А это что за диковина? — спросила она, указывая на пульсоксиметр.
Коган пустился в пространные объяснения, которые прервало появление царственной семьи в сопровождении Симеона Годунова и Ирины.
Глава 31
— Вставай, соня!
Ярослав проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечи.
Голова была тяжелая, словно и не ложился вовсе. Кажется, ему опять что-то снилось, но в памяти остались только смутные неясные воспоминания о каком-то пожаре.
Над ним склонилось любопытное круглое лицо Глафиры.
— Что случилось? — пробормотал Ярослав.
— Князь тебя ждёт, давай поторапливайся!
Князь? Какой еще князь? Наскоро ополоснувшись, он заметался по комнате в поисках одежды и обнаружил её выстиранной, и даже отутюженной, на лавке рядом с кроватью.
В зале, где накануне они беседовали с Годуновым, за столом расположился давешний знакомый, встречавший его у ворот.
— А, волхв! — приветствовал он его, усмехаясь. — Любишь ты, погляжу, бока греть в постели! Садись, ешь, нам надобно быть во дворце вскорости.
Завтрак состоял из молока, хлеба, рассыпчатого творога со сметаной и мёда.
— Выглядишь лучше, — заметил князь, разглядывая Ярослава, пока он торопливо поглощал еду. — Вот только одежка у тебя какая-то скоморошья…
— А где Симеон Никитич? — решился спросить Ярослав.
— На службе государевой, где ж ещё, — удивился князь. — Ему столько спать недосуг! Велел тебя в третьем часу во дворец доставить, так что пора бы нам уж отправляться.
По пути во дворец Ярослав пытался привести в порядок мысли. Кажется, в лице Симеона, он приобрел временного союзника. Однако, не стоило, пожалуй, обольщаться, рассчитывая на помощь главы Тайного приказа в поисках креста и, тем более, возвращении в своё время. Очевидно, интерес Годунова был связан, в первую очередь с возможностью усиления его собственных позиций и получении преимущества над политическими противниками. Нет, крест придется искать самому, хотя более всего эти поиски походили на попытку найти иголку в стоге сена. Единственной зацепкой была фамилия Беззубцева, но обладатель её сейчас находился в тюрьме, и, судя по информации, почерпнутой из рукописи, жить ему оставалось недолго.