Граница надежд
Шрифт:
— И это все?
— Если это в твоей власти, сохрани батарею. — Венцемир выпрямился. — Пусть бремя позора ляжет на плечи провинившихся. Только на их плечи! — Голос у него дрогнул, но он быстро овладел собой.
— Какой же ты холодный человек... и жестокий! — сказал полковник.
— Во мне течет твоя кровь, — спокойно ответил сын.
Полковник Велев нащупал трость, для чего ему пришлось нагнуться к ножке стола, и вышел совершенно подавленный. Шедший ему навстречу солдат смутился, неожиданно увидев полковника, но Велев не обратил на него внимания.
На улице его ослепило яркое солнце, и он зажмурился.
Сестры Делиевы рыдали, сидя в столовой, как над покойником. Солдаты из военной комендатуры знали причину этих слез и потому взирали на обеих вдов довольно равнодушно.
— Словно волки, вырвавшиеся из клетки, — хихикнул один из них.
— А ты уверен, что все будет в порядке? — спросил у него Христо. — Ты объяснил ему, что он отвечает за них головой?
— Конечно, ведь собаки-то английской и французской породы. В первую мировую войну он оказался в плену, понравился там какому-то французскому офицеру и тот нанял его ухаживать за своими собаками на вилле.
— А он не уморит их голодом?
— Да он будет поить их снятым молоком и кормить кукурузной кашей с брынзой. А если ягненок какой-то приболеет, то и мясцом подкормит.
Солдаты рассмеялись.
— Забыли прихватить позолоченную посуду. Придется псам помучиться, — съязвил кто-то.
Солдаты балагурили, передавая по кругу сигарету.
Все это время сестры Делиевы то умолкали, то снова начинали выть в голос, словно задались целью перекричать друг друга.
Павел слышал их причитания, которые доносились в кабинет через раскрытую дверь, и размышлял о превратностях жизни:
«Если бы пропал человек, они бы и слезинки не пролили, а вот из-за каких-то собак...»
Кто знает, сколько еще времени предавался бы он подобным размышлениям, если бы не раздался звонок полевого телефона.
Павел снял трубку:
— Бай Ярослав, ничего нового. С собаками все в ажуре — они в надежном месте. Сестры спали, как младенцы... Да, все проверили. И чуланы, и туалетные комнаты. Христо лазил в погреб. Нет и следов, что там побывали посторонние люди. Понимаю: вести наблюдение за каждым, кто входит и кто выходит. Насчет имения? Христо скоро уезжает. Один раз ничего не найдем, другой раз — ничего, а в конце концов, может, что-нибудь да и обнаружим.
Павлу очень хотелось напасть на след беглецов и самому их преследовать. Запахло порохом, и это в такой теплый весенний день — над тобой солнце, а внизу — пепел и пыль. Он нехотя встал. Проверил, заряжен ли пистолет. Потом нащупал в кармане гранату и, как всегда, посмотрел на себя в осколок зеркала, прилаженный к окну. Он заметил на щеках редкую щетину и что-то проворчал себе под нос.
Пока он размышлял, не побриться ли ему, в дверях показался Велико, крупный, внушительный.
— Сколько ни глядись в зеркало, красивее не станешь, — пробасил Велико и уселся на кровать.
— Смотрю, что со мной делает природа. Запаршивел...
Велико не слушал его. Он сунул руку под кровать и вытащил оттуда деревянный солдатский чемодан. В нем был полный беспорядок, но в уголке он обнаружил двухлитровую бутылку с домашней сливовой ракией. Велико посмотрел бутылку на свет, какое-то мгновение полюбовался цветом напитка, потом обтер горлышко рукой и только тогда отпил из нее.
— Сам напрашиваешься, чтобы я позвонил Драгану, — припугнул его Павел.
— Я зашел лишь для того, чтобы напомнить о себе. — Велико сделал еще глоток.
— Сегодня ночью мы увели у Стефки всех ее собак.
— Нет бы и ее увести. Уж заодно! Что касается меня, то я принял решение и от него не откажусь.
— А что ты решил? — пристально посмотрел на него Павел.
— Как бы это ни выглядело глупо, но я обязан это сделать. И хочу, чтобы ты один знал абсолютно все. Раз я допустил ошибку, я сам ее и исправлю.
— А нельзя ли немного яснее?
— Ведется грязная игра, и я должен раскрыть, кто в этом виноват. Иначе все пойдет к чертям! — Велико подтолкнул его к зеркалу и подал ремень, чтобы направить бритву.
— Я случайно встретил Жасмину...
— Она должна остаться в стороне. Мужские дела касаются только мужчин. Уезжаю, и все тут!
— Видал сумасшедших, но таких, как ты... — Павел не договорил. Ему в самом деле стало жаль Велико. — А не можешь ли ты более внятно растолковать мне, что надумал?
— Еду в деревню. Мои люди там никогда меня не обманывали. Они знают весь район как свои пять пальцев. Попробую с ними провернуть это дело. У меня есть одна идея. Если я на правильном пути, то мы добьемся успеха. Если здесь случится что-то непредвиденное, ищи меня там. Но никто другой не должен обо всем этом знать, понимаешь, никто!
— Меня вызывает бай Ярослав, — как-то неуверенно произнес Павел и вдруг оживился: — А давай-ка вместе пойдем к нему! Он...
Велико встал.
— Я тебе уже все сказал.
Павел не удерживал его. Знал, что это бессмысленно. У Велико помутнели глаза. Нетрудно было догадаться, какую тот испытывает боль, а усиливать ее Павел не хотел. Он всегда держался за Велико, держался инстинктивно, видимо чувствуя его правоту. До сих пор Велико удавалось ее доказывать, хотя иногда он вовсе не считался с установленными нормами. Возможно, это объяснялось его обаянием, а возможно, и удивлявшей многих откровенностью...
И снова зазвонил телефон, но Павел не снял трубку. Пусть себе звонит. Он для того и поставлен на стол. Павел вынул из ящика стола горсть патронов и высыпал их себе в карман.
Велико вышел первым. Прислушался к теперь уже сдавленным рыданиям женщин, доносившимся из столовой Стефки Делиевой. Вспомнил о собаках, о разговоре с Павлом, и на его губах промелькнула улыбка.
«Увели их... Ну и история...»
На улице они расстались. Павел отправился в казарму, а Велико — к площади. Разошлись в разные стороны, чтобы не мучить больше друг друга лишними вопросами.