Гражданка Иванова, вас ожидает дракон
Шрифт:
– Лепетала что-то о том, что я не должен покупать поникшие лютики.
– А ты купил? – гном извернулся, чтобы посмотреть на герцога. И взгляд его был весьма напряжен для находящегося навеселе, что невольно отметил Фольк.
– Хватит расспрашивать об ерунде, скажи лучше, есть ли среди ваших старух провидицы?
Гном захихикал, вмиг вновь приняв дурашливое выражение.
– Да каждая гномка, считай, провидица. Вот сколько раз мне жена говорила: «Ульрих, наступит день, и кто-нибудь схватит тебя за твои большие яйца!», а я, дурак, не верил. И что теперь? Стою раком, а лед промораживает мои
Герцог поморщился. Он устал слушать лепет пьяницы.
– А вот еще надысь сестра жены взялась квохтать: «Если ты не перестанешь пить, однажды проснешься среди свиней!». Как в воду глядела! Хочешь, мил человек, я тебя с ней познакомлю? Всю кручину как рукой снимет. У нее бедра, что таз, в котором варят варенье, а сиськи, что два ведра. Любо-дорого было бы такую облапить, да женат я. Нельзя.
Лорд Ракон повернулся к двери.
– Куда? А я? – завопил гном. – Ведь обещал!
– Я сказал, чем быстрее ответишь, тем быстрее я уйду. Я был с тобой честен.
– Но как же?..
– Само оттает. Скоро. Жди.
Воздух на улице после того, как лорд Ракон покинул «Утешение», показался сладким.
И не видел он, как Ульрих, превозмогая боль, сначала освободил из плена льда бороду, а потом и все остальное, и поспешил, укутавшись лишь в простыню, в гостиницу, где вытребовал себе перо и бумагу, чтобы накарябать всего два слова: «Королева проговорилась». Записка была отправлена в Мрачные горы с самым быстрым голубем, коих для связи с родиной всегда держали в «Норе».
Глава 6. Гномий взгляд на поникшие лютики
В замке, вырубленном прямо из скалы, а потому более похожем на пещеру, чем на жилище, все затихли. Перестали плакать даже грудные младенцы в количестве двух штук, коих не могли успокоить с самого утра – у царственных близнецов резались зубки, а это завсегда проходит беспокойно как для детей, так и для взрослых.
А все потому, что царь гномов, прозванный за удачу Золотым лбом, получил с острова Ракон скверное послание. Полный боли рык монарха затмил бы ор десятка львов, если бы те обитали в Мрачных горах. Но беда в том, что в скалах, получивших весьма скверное название, никто из зверья не водился. Даже змеи, которых трудно удивить скудностью ландшафта, и те избегали селиться там, где не росло ни травинки, ни кустика.
– М-м-м… – простонал Жовел Первым и от досады саданул по ручке кресла. Дерево не выдержало силищи самодержца и треснуло, перекособочив всю конструкцию. – Вот как чуял, когда не хотел маму на Ракон отпускать! А все ты! «Пусть развеется старушка, пусть развеется!» Вот и развеялась.
Дородная гномка в бархатных одеждах, обильно украшенных драгоценностями, мстительно сощурила глаза.
– Ты тоже хорош! Обещал охрану приставить, чтобы мама ничего такого не выкинула, а теперь стонешь? А кто поделился с ней тайной поникших лютиков? М?!
– Хотел старушку предостеречь…
– Вот теперь и расхлебывай. Первый, кто докопается до истины и выкурит тебя из Мрачных гор, будет лорд Ракон. Долго ли после этого в царях засидишься?
Раздраконенный Жовел поднялся из кресла, доковылял до массивной двери и открыл ее так резко, что едва не выворотил из петель.
–
Начальник охраны вырос будто из-под земли. В полной боевой амуниции, где кожа хитро переплелась со стальными накладками, в сапогах, туго обтягивающих объемные икры, со шлемом на голове, делающим вид и без того хмурого воина зловещим.
– Ваше Величество, – кулак пришел в движение и в приветствии мощно стукнул по нагруднику – жест настоящих воинов. Переведя взгляд на царицу, гном свел кусты бровей в одну линию, понимая, что супружница монарха только что знатно накрутила своего мужа. – Чего изволите?
– Изволю, чтобы ты немедленно послал за королевой-матерью крылолет. Да охрана твоя пусть явится. Спросить хочу, как так вышло, что Жизнь Давшая осталась без присмотра?
– Не может того быть, чтобы ваша матушка без догляда осталась, – жестяной колпак Гремуда пополз вверх вместе с бровями. – Откуда такая напраслина?
– Вот, Ульрих прислал, – царь сунул начальнику охраны записку. Тот для верности раз десять ее прочел. Все сказано однозначно, никаких сомнений. Да и не тот человек Ульрих, чтобы без повода в барабаны бить. Не зря живет на Раконе с тех самых пор, как герцог вызвал на остров строителей. Свои глаза везде нужны, а тот, кто прикидывается пьяницей и готов распивать хмельное день и ночь, лишь бы выудить важные сведения, и вовсе бесценный.
– Разберусь, Ваше Величество. Лично сам отправлюсь, чтобы вашу матушку в целости и сохранности доставить…
– Лети, сокол.
Золотой лоб вернулся к царице, сжавшей в предчувствии беды губы. Хмуро глянув на испорченное кресло, занял место на низком диванчике, позволив супруге смотреть свысока.
– Раз камень брошен, надо ждать круги на воде, – самодержец сокрушенно помотал головой, соглашаясь, что лорд Ракон не успокоится, пока не выколупает истину. – Единственный выход, бросить еще один, да побольше, чтобы о первом камешке забыли.
– Надо бы лорду Ракону так голову задурить, чтобы он забыл свое имя, не то что слова какой-то старухи. Напиши Соловушке – он мастер строить каверзы. Не зря же исправно отправляешь гостинцы, – царица задумчиво повертела обручальный перстенек на пальце. Вот ведь мечтала подольше от старухи отдохнуть, доставшей своими скудоумными поучениями, а не вышло. Иногда в сердцах хотелось назвать ее Жизнь Отнимающей, поскольку та была самым настоящим вампиром, высасывающим из снохи и родного сына все силы. «Прости меня, Извечный кузнец, за крамольные мысли, но чую, что быстрее нее уйду в иной мир, а она продолжит донимать моих детей и внуков».
– А может обойдется? Ведь Ульрих ни словом не обмолвился, что матушка лично с герцогом виделась. Может, мы зря всполошились?
– Ох, чует мое сердце, боком вся эта история выйдет! – царица – мать семерых детей приложила руку, унизанную перстнями, к выдающейся во всех смыслах груди.
***
– Ваша Светлость! Ваша Светлость! Погодите! Как хорошо, что я вас заметил!
«Да что за день такой!»
Герцог подал знак рукой, чтобы извозчик остановился. Проклятый венок вновь сбросился с сиденья, растеряв при этом половину колокольчиков, оказавшихся куда более нежными, чем васильки и лютики.