Гражданка Иванова, вас ожидает дракон
Шрифт:
Фольк странно посмотрел на друга.
– Но как бы тебе объяснить точнее? – эльф несколько раз щелкнул пальцами, подбирая правильные слова. – Это… Это словно целовать лягушку!
– Ты целовал лягушку? Никогда не пробовал и не стал бы, – Лорд Ракон скривился.
– Если бы хоть раз сходил в «Поцелуй русалки», ты бы меня понял.
– Ты и там был?
– Я любознательный.
Фольк тоже любил женщин, но был более разборчивым. Его любовницы менялись от силы раз в год, да и то, когда отношения начинали вязнуть во взаимных претензиях. Расставался безболезненно, поскольку влюбленность сходила на нет, а более сильные чувства так и не приходили.
– Ну так что, отдашь мне ее? – вывернул эльф в нужную сторону. – Неизвестно кто, неизвестно откуда, а я предлагаю за нее три тысячи драков.
– Тебе-то зачем она?
– Каприз. Да, я слаб и привык потакать своим капризам.
Фольк вздохнул, устало потер лицо.
– Хорошо. Но только не сейчас. Сначала я должен разобраться, как она связана с гномами.
– А эти-то здесь при чем?
– Я же говорю, сегодня целый день меня преследовало чувство, что меня втянули в какую-то игру, где смешались гномы, гоблины и лютики.
– А Ги только потому, что на ней был венок из лютиков?
– Только потому, что гномка предостерегла не покупать поникшие лютики, а я тут же купил нимфу-подделку, совсем не замечая, что в ее венок вплетены те самые лютики. Потом я посетил приют «Утешение» и вморозил Большие яйца в лед, но так и не получил нужную информацию от гнома-пьяницы. А уж после приюта меня вызвали в казино, где та самая старушка-пророчица проиграла фамильную ценность моего пра-пра по материнской линии. И представь, это опять был лютик. А теперь я не хочу упустить ни одну из тех ниточек, которые могут привести меня к кладу, в существование которого моя семья давно перестала верить. Мужская брошь-булавка слишком слабое доказательство того, что сокровища рода Хариим на самом деле существуют. Не существует ни одного документа, ни одного намека на место его хранения. Даже если я точно буду знать, что гномье царство жирует на найденном кладе драконов, считай, на моем наследстве, я ничего не смогу сделать. Старое письмо, в котором упоминалось, что «Драконий лютик» вернули на свое место, то есть в сокровищницу, ни один суд не примет как доказательство.
– Да, все хлипко и зыбко. Мало ли как у старушки могла оказаться брошь твоего прадеда? И существует ли на самом деле клад? Наверняка прежний владелец замка не оставил бы его в полном упадке, если бы у него водились деньги. Я думаю, брошь когда-то просто продали или заложили, а все остальные разговоры о несметных сокровищах – сказка, в которую хочется верить.
– Но почему тогда все гномы в спешке покинули остров?
– Все до одного?
– Ну, может, кто и остался, но навряд ли высунет нос.
– Массовый исход гномов – это сильно! Что будешь делать?
– Пока только собираюсь с мыслями. Нам бы послать к гномам какого-нибудь лазутчика, чтобы разнюхал, по какой причине несколько лет назад они сорвались с насиженного места в Медных скалах и перебрались в Мрачные горы.
– Думаешь, клад именно там? Но гномы никогда не выпячивают своего богатства. Скромная одежда, скромные траты.
– И вдруг брошь.
– М-да… Кто-то сильно прокололся. Жаль, что засланного чужака гномы быстро вычислят, – эльф потянулся и ловко соскочил с парапета.
– Ты спать? – лорд Ракон подставил лицо ветру, дующему с моря.
Индис тряхнул длинными волосами.
– Нет. Теперь не уснуть. Буду думать. У нас с тобой две загадки и обе требуют срочных действий: кто поставляет на остров свечи плотского призыва, и почему сбежали гномы. Все это крайне подозрительно.
– Согласен. А я пойду отдохну. Голова уже отказывается соображать. День выдался какой-то долгий.
Фольк обманул друга. Полночи он просидел на шатком стуле и задумчиво пялился на спящую Гражданку Иванову. Спроси его кто любопытный, доведись тому сунуть нос в тесную коморку, что он здесь делает, лорд Ракон не нашелся бы что ответить. Рядом с Ги ему было тепло и спокойно. Где-то глубоко в душе зажегся огонек, хотя на пострадавшую лже-нимфу без содрогания смотреть было невозможно.
А в комнате напротив плакала нэн Хосефина. Она гладила пальцами вышивку, сделанную ее мамой, когда еще все верили, что остроносая Хосе найдет себе мужа, родит ребенка и будет счастлива.
Глава 10. О чем переживают гномы и Гражданка Иванова
– Мама, как вы могли? – царь гномов принципиально не подал руку старушке, выбирающейся из корзины крылолета, показывая тем самым свое негодование. Уставшая от перелета через горную гряду птица дернулась всем телом, испугавшись недовольного рыка Жовела Первого, беспокойно заклекотала, отчего погонщику пришлось натянуть поводья.
– Цыц, Жовел! Дай на родную землю ступить, а потом допрашивай!
В глазах охранников королевы, выстроившихся вдоль трапа, светилась тревога.
– Не бойтесь, мои мальчики, – успокоила их Жизнь Давшая, – я возьму вину на себя.
Следом за королевой спустилась ее фрейлина, и Жовел невольно обратил внимание, что на ней надеты вещи матери – душегрейка с барсучьим мехом и бархатная юбка, из-под которой виднелись мягкие сапожки с орнаментом царствующей семьи. На Жизнь Давшей же, напротив, одежда была простенькой, даже слишком простенькой для тех, кто отправился на праздник.
«Вот, значит, как маменька ускользнула. Загодя одежку жены каменщика приготовила!»
Если смотреть в корень, то Жизнь Давшая на самом деле была когда-то женой каменщика, просто ее сыну повезло найти клад, благодаря чему он смог занять царский трон. Вражда между свекровью и снохой тогда достигла высшей точки.
– Как это Риска – царица? А я тогда кто?
– Ты мать царева.
– Не хочу быть матерью царевой, хочу зваться как матушка Ейропейского монарха Беренгера Четвертого!
– И как же?
– Королева-мать!
– Мама! – застонал Жовел, только-только примеривший звание «Золотой лоб». – Надо же соблюдать пропозиции! Если у нас царство, то и зовитесь матерью царевой.
– Цыц, Жовелка! Я тебе зад подтирала лопухом, а потому имею право зваться так, как хочу!
Жовел сдался. Лишь бы не вспоминать о лопухах, которые по бедности служили не только подтирочным материалом, но еще и посудой, и защитой от дождя, и покрывалом, когда ночь заставала в пути.