Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

Томас Хью

Пока Иден и Блюм совещались в Лондоне, Фернандо де лос Риос, новый представитель республики в Париже, нанес визиты Даладье, военному министру, Пьеру Ко, министру авиации, и Жюлю Моку, заместителю Блюма в кабинете министров. Франция взялась предоставить пилотов, чтобы перегнать самолеты «потез» в Испанию. Некий «член французского кабинета» (без сомнения, радикал) сообщил графу Вельчеку, немецкому послу в Париже, что Франция готова поставить Испанской республике «примерно тридцать бомбардировщиков, несколько тысяч бомб и определенное количество 75-миллиметровых орудий». Вельчек передал это сообщение Дикхофу, главе немецкого министерства иностранных дел. Дикхоф, преуспевающий карьерный дипломат, дал указание немецкому посольству в Лондоне довести информацию до Идена. Кроме этого, Дикхоф проинформировал немецкое военное министерство, что, по его мнению, о помощи Франко (к тому времени от него уже поступил запрос Бейгбедера о поставке оружия) «не может быть и речи». В сущности, немецкое министерство иностранных дел отреагировало на испанский кризис точно так же, как и английское. Помощь какой-либо из сторон угрожает опасностью всеобщей войны. А тем временем личному посланнику Франко к Гитлеру не удалось улететь дальше Севильи, где ему пришлось задержаться из-за поломки двигателя самолета.

Вечером 24 июля Блюм и Дельбос вернулись в Париж. В Ле-Бурже их встречал радикал Шотан. Он сообщил, что во время отсутствия Блюма новость о решении правительства помочь Испанской республике через испанского

военного атташе в Париже Антонио Барросо, убежденного сторонника мятежников, просочилась и стала известна правому публицисту Анри Кериллису. И тот уже оповестил об этом плане в «Эхо Парижа». «Никто не может понять, – сказал Шотан, – почему мы рискуем войной ради Испании, когда не пошли на этот риск ради Рейнской области». На деле радикалы уже начали протестовать против идеи помощи Испании. И это недовольство, и предупреждение Идена продолжали беспокоить Блюма, когда в десять часов он встретился с де лос Риосом вместе с Даладье (военным министром), Пьером Ко, Венсаном Ориолем (министром финансов) и Дельбосом. Де лос Риос (как и Франко немцам) указал Блюму, что гражданскую войну «нельзя рассматривать как сугубо национальную проблему», потому что у Испании есть стратегические отношения с Италией и Марокко. Блюм искренне хотел помочь республике. Контракт на поставку самолетов был уже готов. Но, помня предупреждение Идена, Блюм воздерживался от непосредственных действий. Он спросил де лос Риоса, не смогут ли испанские летчики перегнать самолеты в Испанию. По крайней мере это будет компромисс. Де лос Риос сказал, что это невозможно – Испании не хватает летчиков. И его правительство хотело бы нанять для этой цели французских пилотов. На этом этапе переговоров Даладье напомнил о франко-испанском договоре 1935 года. От имени Испании его подписал тогдашний министр торговли Мартинес де Веласко, который ныне сидел в Образцовой тюрьме в Мадриде. Секретная статья соглашения позволяла Испании купить у Франции на 20 миллионов франков военного снаряжения. Де лос Риос и Блюм договорились, что самолеты и другое военное снаряжение могут быть поставлены в соответствии с этой статьей. После того как де лос Риос ушел, Блюм поведал своим коллегам о разговорах в Лондоне и особенно – о реакции английского правительства. Из всех французских министров только сторонник радикальных взглядов Дельбос колебался.

Де лос Риоса поднял с постели телефонный звонок Пьера Ко, который попросил испанца немедленно приехать к нему домой. Пьер Ко передал послу слова Дельбоса, который заявил, что не убежден в возможности французских пилотов перегнать самолеты в Испанию. Так что приходится исходить из предположения, что они доставят их по воздуху в Перпиньян, а дальше пилотировать придется испанцам.

На следующее утро, 25 июля, де лос Риос посетил французское министерство авиации. Казалось, все было готово для немедленной отправки самолетов. Но тут выяснилось, что Кастильо, советник испанского посольства, отказывается подписывать документы на поставку самолетов, а Барросо, военный атташе, чек на их оплату. Оба они подали в отставку на том основании, что не хотят содействовать покупке оружия, которое будет направлено против их народа, и сообщили прессе о своем решении. Разразилась буря возмущения. Все французские вечерние газеты во главе с «Эхом Парижа» опубликовали сенсационные сообщения о «торговле оружием». Президент Франции Лебрэн предупредил Блюма, что тот втягивает Францию в войну. То же самое сказал и Эррио, ветеран политики, экс-премьер и спикер палаты депутатов. Премьер-министр буквально разрывался между своим пацифизмом и желанием помочь республике. Никогда еще перед интеллектуалом в политике не вставал более жестокий выбор. В четыре часа дня состоялось заседание кабинета министров. Даладье и Дельбос выступали за то, чтобы отказать помощь Испании, Ко тоже считал, что ее просьбу надо удовлетворить. Наконец был найден компромисс. Правительственное коммюнике сообщало, что отказывает Испании в поставке оружия. Груз же решили отправить через Мексику. Для частной закупки не этом пути не должно было встретиться никаких препятствий. В течение дня 140 000 фунтов стерлингов золотом доставили в аэропорт Ле-Бурже в качестве гарантии оплаты. Главным организатором операции оставался министр авиации Пьер Ко. Байрон своего времени Андре Мальро, в то время близкий к коммунистам (хотя он никогда не был членом партии), выступал в роли покупателя от имени Испанской республики¹. А тем временем испанское посольство в Париже превратилось в настоящий караван-сарай, где весь день и большую часть ночи мельтешили разнообразные личности всех национальностей, предлагая за любую цену оружие всех типов и видов, боеприпасы и самолеты².

Утром 25 июля в Риме Чиано принял Гойкоэчеа вместе с Сайнсом Родригесом. Связь между заговорщиками 1934 года и мятежниками 1936-го получила удовлетворительное объяснение³. Муссолини и Чиано тут же договорились об оказании помощи, в первую очередь транспортной авиацией. В течение нескольких дней в Марокко перелетели одиннадцать самолетов «Савойя-81», за штурвалами которых сидели итальянские летчики.

Мотивы, побудившие Муссолини действовать именно таким образом, были противоречивыми. Диктатору льстило, когда к нему обращались с просьбами. Его воодушевляла идея господствовать в Средиземноморье, и он считал, что его амбиции получат поддержку, если в Испании утвердится правое правительство, основанное на полуфашистских идеях. Эта «новая Испания», скорее всего, оттеснит французские войска от итальянской границы, а в случае франко-итальянской войны не позволит перебросить французские войска из Марокко во Францию. После триумфального завоевания Абиссинии Муссолини продолжали беспокоить две проблемы: как утвердить свой международный авторитет и где его можно проявить на новом этапе. Он как-то заметил, что «итальянцев надо подгонять пинками». «Когда война в Испании закончится, – сказал он, – мне придется найти что-то еще: итальянский характер формируется в бою». Причина вмешательства Италии ad nauseam⁴ повторялась итальянскими дипломатами в течение всей Гражданской войны: Италия «была не готова к появлению коммунистического государства» в Испании. Такое объяснение интервенции Муссолини дал своей жене Ракеле. В то же время, начав оказывать помощь, он испытывал и неподдельный страх. До июля 1936 года его пропаганда была направлена больше против «декадентских» демократий Франции и Британии, чем против коммунизма. И хотя правительство Испании даже умеренно левых взглядов могло с враждебностью воспринимать его замыслы, Муссолини, несмотря на презрение к буржуазному образу жизни, которое он постоянно выражал, вполне возможно, тянуло больше к Испании, чем к Германии. В то время его отношения с Гитлером носили неопределенный, весьма осторожный характер. Но испанский кризис вызвал нападки против коммунизма и изменил их отношения. Испания сделала Гитлера и Муссолини союзниками. Потом уже Чиано рассказал Канталупо, своему первому послу в Испании националистов, что «дуче лишь очень неохотно согласился оказать Франко военную поддержку». И король Виктор-Эммануил возражал против идеи широкомасштабного содействия мятежникам. Чиано же, напротив, с энтузиазмом поддерживал ее.

Дипломатия Чиано, который сыграл важную роль в последовавших событиях, была резко антианглийской, чуждой той смеси восхищения и ненависти, которую испытывал к Британии Риббентроп и даже Муссолини. Когда трое фалангистов описали ему, как во время правления короля Филиппа II Англия унижала Испанию, Чиано одобрил

их «мудрый образ действий» и предостерег против «опасной англомании, порой свойственной даже опытным дипломатам». Его намерения во время испанской войны были облегчены тем, что и само британское правительство хотело заключить союз с Италией. Но это лишь способствовало презрительному отношению Чиано к Англии, хотя он всегда хорошо относился к лорду Перту, новообращенному католику, который, будучи послом в Риме, настолько истово следовал инструкциям своего правительства, что старался дать понять Чиано: он человек, «который может понять и даже полюбить фашизм». В это время итальянский шпион, служивший камердинером в доме Перта, подобрав ключи к личному сейфу посла, получил доступ ко всем телеграммам, которыми Рим обменивался с Лондоном. Так что Чиано обрел возможность предельно легко строить свои отношения с Британией, пока наконец англичане не догадались, что где-то происходит утечка секретных материалов. Перт презрительно отверг возможность поиска шпиона в Риме. Тем не менее он не исключал, что это могло произойти в единственном случае, когда во время свадьбы дочери жена оставила на ночь свои драгоценности в его сейфе среди телеграмм. И ее тиара исчезла.

Утром 25 июля эмиссары Франко из Тетуана, капитан Арранс, Бернхардт и Лангенхайм наконец прибыли в Берлин. Письмо Франко было передано Гитлеру через отдел иностранных дел нацистской партии. Днем в министерстве иностранных дел его исполнительный директор Дикхоф и министр Нейрат, не скрывая своего удовлетворения, повторили, что поставки оружия националистам в Испании невозможны, поскольку о них стало известно, и посему «у немецкой общины в Испании могут быть серьезные неприятности». Тем не менее и нацистская партия, и адмирал Канарис, возглавлявший военную разведку, имели другое мнение на этот счет. Канарис немедленно рекомендовал Франко⁵ своему начальству как «проверенного человека», «заслуживающего полного доверия и поддержки», которого он встречал несколько раз во время своих сомнительных визитов в Испанию.

Геринг, глава люфтваффе, отвечавший за немецкий пятилетний план, в 1946 году на Нюрнбергском процессе так рассказал об этих событиях: «Когда в Испании разразилась Гражданская война, Франко обратился с просьбой о помощи к Германии. Ему была нужна поддержка с воздуха. Вместе со своими частями Франко находился в Африке и… не мог перебросить их, потому что флот был в руках коммунистов, а главным решающим фактором в войне была возможность высадки его войск в Испании… Фюрер обдумывал эту проблему. Я посоветовал ему в любом случае оказать поддержку: во-первых, чтобы предотвратить распространение коммунизма, а во-вторых, чтобы проверить технические возможности моих молодых люфтваффе».

Фюрер решил встретиться с Бернхардтом и Лангенхаймом вечером 26 июля в Байрейте. Он находился под впечатлением постановки «Валькирий» Вагнера. И без всяких консультаций с министром иностранных дел гарантировал немецкую поддержку Франко.

Позже Гитлер объяснял свое неожиданное решение тем, что хотел привлечь внимание запада к Испании, чтобы обеспечить «незаметное» перевооружение Германии. В 1941 году Гитлер говорил уже по-другому: «Если бы не существовала опасность, что Европу захлестнет красная чума, я не стал бы вмешиваться в испанскую революцию. С церковью было покончено», – с удовольствием добавил он. 27 июля 1936 года он и Риббентропу привел эти причины, побудившие его вмешаться. Кроме того, в том же году фюрер сказал, что победа националистов в Испании позволит фашистам «контролировать морские коммуникации Англии и Франции». Таким образом, у вмешательства были и стратегические причины. В 1937 году фюрер дал еще одно объяснение: Германии необходима железная руда; националисты же могли обеспечить ее поставки, а левые отказали бы в них. Скорее всего, эту причину привел Бернхардт на встрече 26 июля. Без сомнения, подлинные мотивы действий немецкого правительства представляли собой смесь всех этих причин. Канарис, вспоминая опыт Первой мировой войны, скорее всего, привел другой довод: в ходе военных действий немецкие подлодки не смогут заправляться топливом, если испанские базы будут в руках демократов или левых. Муссолини был откровенно польщен, когда Франко почтительно попросил его о помощи, и впервые за три года, что он пришел к власти, это обращение другого государства дало Муссолини возможность почувствовать себя незаменимым. Роль, отведенная Бернхардту и Лангенхайму, дала понять, что последовавшие политические решения определялись нацистской партией, а не министерством иностранных дел. Тем не менее ничто не говорило, что нацисты хотели бы установления в Испании государства, сходного по своей социальной структуре с нацистской Германией. Как и Канарис, они предпочитали обрести военного, а не идеологического союзника.

После встречи в Байрейте 26 июля департамент COS «W» немецкого военного министерства получил указание спешно начать набор «добровольцев» и поставки военных материалов. Две холдинговые компании должны были обеспечить переправку из Германии в Испанию ее заказов, в виде уплаты за которые шло испанское сырье. Компаниями этими были HISMA (Compa~n'ia Hispano-Marroqu'i de Transportes) и ROWAK (Rohstoffe-und-Waren-Einkaufsgesellschaft). Если немецкий торговец хотел что-то продать Испании, он должен был иметь дело с ROWAK, a HISMA «держала там рынок». Была собрана флотилия торговых судов, и военно-морской флот получил приказ обеспечить им охрану. В Марокко немедленно вылетели тридцать грузовых «Юнкерсов-52». В то же самое время под командованием генерала фон Шееле была создана «туристская группа», которой предлагалось набирать добровольцев и инструкторов для испанской армии. 31 июля на шести «хейнкелях» из Гамбурга в Кадис вылетели восемьдесят пять человек. На место прибыли они 5 августа. В составе группы – инженеры, техники и летчики-истребители. В сентябре она пополнилась новыми летчиками, вместе с которыми были доставлены два танка, батарея противотанковых орудий и несколько самолетов воздушной разведки. Позже Шееле стал военным руководителем HISMA, Бернхардт – ее главным управляющим в Севилье, а полковник фон Тома возглавил пехотные части и танковую группу. Частью обязанностей фон Тома и его офицеров была подготовка испанцев, а частично он и сам должен был обрести боевой опыт. По словам фон Тома, испанцы быстро обучались – и столь же быстро все забывали. В дальнейшем в Испанию из Германии еженедельно прибывали по четыре транспортных самолета. Каждые пять дней швартовались и грузовые суда⁶.

Кроме назначения вышеупомянутых офицеров, через неделю стала действовать организация, созданная Гитлером по просьбе Франко. Передали эту просьбу два нациста из Марокко. Немецкое министерство иностранных дел было застигнуто врасплох. 28 июля Дюмон, глава испанского отдела, снова сделал запись о том, что министерство против оказания помощи. Эту точку зрения разделяли военный министр фельдмаршал фон Бломберг и начальник генерального штаба, генерал фон Фриче. Они считали, что операция «Магическое пламя», как она была названа, ничего не даст с военной точки зрения. Риббентроп, специальный советник Гитлера по иностранным делам, тоже сомневался. До середины октября немецкие министерства иностранных дел и экономики были в полном неведении о деятельности компаний HISMA и ROWAK – хотя министерство финансов с самого начала оказалось в курсе дел, поскольку выделило ROWAK кредит в три миллиона рейхсмарок. Тем не менее МИД, хотя и продолжая недоумевать, безропотно подчинился решению, принятому вопреки его советам. Когда правительство республиканской Испании сразу же выразило протест германскому советнику в Мадриде по поводу того, что немецкие самолеты приземляются в Тетуане, на экземпляре этого документа, прибывшего в министерство иностранных дел, появилась сухая резолюция: «Ответу не подлежит». Все должно было сохраняться в глубокой тайне.