Гражданская война в России: Черноморский флот
Шрифт:
В эти дни (без предварительного опрашивания меня) я был назначен начальником Черноморской минной бригады. Со вступлением в строй всех нефтяных эскадренных миноносцев бригада разрослась (3 нефтяных и 4 угольных дивизиона) и должна была быть переименована в дивизию.
Боевые действия продолжались. Капитаны, комитеты, офицерские кадры, наезжавшие представители Временного правительства из всех сил старались сохранить дисциплину. До некоторой меры удавалось смягчить процесс ее разложения, но он безостановочно продолжался.
Главный энтузиазм команд проявлялся на митингах. На них обсуждалось все, и все решалось голосованием, начиная с таких неотложно-практических вопросов, как очередной выход кораблей в море для
Поездка в Петроград в выборной делегации от Черноморского флота. Официальная встреча делегации с Временным правительством. Лично мои встречи с Милюковым, Гучковым и тогда морским министром адмиралом М. Кедровым. Несмотря на проявлявшийся Милюковым (но не Гучковым) оптимизм, вынесенное впечатление безотрадное: фактически правительства нет.
Отношение ко мне команд, по памяти моей судебной защиты в 1906 году, которую тут вспомнили, и по авторитету (боевому), который у меня был на дивизионах, эскадренных миноносцев, было добрым. Но боевому офицеру больно было видеть разложение любимых и так недавно образцовых боевых частей.
На делегатских собраниях я выступал лишь в случаях крайних: когда надо было кого-нибудь или что-нибудь очень дорогое, отстоять, защитить, сохранить. Примеры и живые черты, как тогда приходилось командовать.
Наиболее спокойно бывало в море, перед лицом неприятеля. Здесь, на моих дивизионах, дисциплина держалась. Но перед выходом в море, судовые комитеты выносили такие, например, резолюции после получения боевого задания: «Если начальник бригады пойдет сам с нами, то идем, в противном случае не желаем». Пойти в море для боевой операции с каждым дивизионом было для меня только удовольствие, и я шел. Но это была уже не военная дисциплина, а что-то от нее далекое, хотя и при добрых отношениях между начальником и экипажами. Операции в это время на фронте. Характеристики. Живые черты. Разрыв между массой экипажей и командующим, адмиралом Колчаком. Освобождение его от должности и отъезд. Временно его заменил старший из флагманов, адмирал Лукин.
Глава 12.
Командующий Черноморским флотом (1917 год)
Вызов меня в Петроград правительством Керенского. Адмирал А. В. Колчак, уезжая с заданием Временного правительства в Америку (США), указал на меня, как на своего заместителя в Черном море. [320]
Поставив меня в известность о таком предложении, А. Ф. Керенский пригласил меня проехать с ним в Ставку верховного главнокомандующего, где должны были решаться серьезнейшие вопросы о состоянии армии и о продолжении войны. Там же должен был быть решен вопрос моем назначении. Я в беседе с А. Ф. Керенским интересовался только одним вопросом, могут ли быть приняты правительством действительные меры для ограждения дисциплины в военных частях. Ответ на этот вопрос был равносилен ответу на вопрос, существует или нет.власть Временного правительства? А. Ф. Керенский, производивший на меня впечатление человека благонамеренного, лично порядочного и одаренного, не носил в себе той страшной силы, которая берет на себя решение о жизни или смерти других. Он говорил о предстоящем введении полевых судов на фронте и в то же время о том, что никогда не подписал и не подпишет ни одного смертного приговора.
Два заседания в Ставке верховного главнокомандующего.
1). Дельный доклад о положении на фронте генерала Брусилова. Его краткая характеристика. Утверждение генералом Брусиловым моего назначения командующим Черноморским флотом.
2). Собрание главнокомандующих генералов Алексеева, Рузского, Клембовского, Деникина,
Заседание под председательством генерала Алексеева. Заседание, прошедшее главным образом в упреках по адресу правительства со стороны генерала Деникина и парировании их А. Ф. Керенским, никакого решения не дало, выявило только взаимное непонимание руководителей правительства и руководителей армии и отсутствие какой-либо твердой программы действий у обеих сторон.
Среди участников заседания были Б. Савинков и генерал Корнилов. Эти люди держали себя сдержано. Но у них была своя программа. Первый ее пункт: не останавливаясь перед суровыми мерами, восстановить воинскую дисциплину в армии.
Генерал Корнилов был назначен верховным главнокомандующим. Я избрал начальника штаба (адмирала [321] М. Саблина), принял в Черном морс флот и вслед за тем был у нового верховного главнокомандующего. То что он мне сказал, полностью меня удовлетворило: 1) на австро-германском фронте оборона; 2) на Черноморском - наступление и занятие проливов и Константинополя; 3) твердые меры но ограждению воинской дисциплины; 4) решив константинопольскую задачу, немедленно - мир с Германией.
Наконец, единственно правильный для России в этой войне план кампании был намечен верховным главнокомандующим. «Лучше позже, чем никогда», но не поздно ли? Насколько я понимал тогда генерала Корнилова, он верил, что еще можно выйти из положения. Верил и я.
Я начал готовить операцию и флот к ней.
После введения военно-полевых судов дисциплина несколько улучшилась. Еще была, казалось, надежда, выйти из войны удовлетворительно для России и сохранить ее. Скоро новый удар молнии отнял эту, последнюю надежду: разрыв между генералом Корниловым и правительством Керенского. Телеграмма от генерала Корнилова - не подчиняться А. Ф. Керенскому, телеграмма от Керенского - не подчиняться генералу Корнилову, со взаимными обвинениями в измене. Собранный мной совет флагманов и капитанов высказался за генерала Корнилова. Я это предвидел и потому их собрал. Выслушав высказавшихся, я объявил: «Черноморский флот присягал Временному правительству и остается ему верен». Это было объявлено по радио во все части. Капитаны и флагманы повиновались. Единство флота на этот раз было сохранено.
Заменивший генерала Корнилова генерал Духонин готов был, насколько меня осведомил, следовать намеченному генералом Корниловым плану, но я больше в дело не верил: снова быстро нараставшее революционное движение, в экипажах, в порту, в городе, явно приближало вторую революцию. Происшедшие в эти месяца боевые действия, основные факты и некоторые живые их черты. Появление в море «Бреслау». Заранее мною выведенный флот у Босфора отразил его, все три прохода через минное заграждение заняты мной. «Бреслау» на [322] горизонте, но прорваться ему нельзя. Готовлю, торжествуя, атаку. В это время на одном из кораблей (линкоре) команда связала командира, корабль бросил позицию и двинулся в Севастополь. В открывавшийся проход проскочил «Бреслау».
Этот случай был уже после Октябрьского переворота в Петрограде. В Севастопольском совете рабочих и матросских депутатов большинством все еще были социалисты-революционеры.
После упомянутого случая в море при встрече с «Бреслау» я попросил к себе председателя рабочего и матросского комитета и сказал ему, что я с должности ухожу.
Мой собеседник в ответ мне заявил, что комитет меня не освобождает.
Черноморский флот незадолго перед тем (без моей инициативы) был подчинен главнокомандующему на Румынском фронте. Я отправился по железной дороге к нему. Доложил о невозможности дальше командовать. Я имел в виду возвратиться в Севастополь. Доказательства тому - оставленная в Севастополе семья: жена и все дети, 8 человек. Семья всегда была для меня дороже жизни: я бы не оставил ее в Севастополе, если бы предполагал бежать.