Гражданская война в США 1861–1865 (Развитие военного искусства и военной техники)
Шрифт:
Наступившая затем ночь была, наверное, самой необычной за всю четырехлетнюю историю гражданской войны. Как обычно, над полем опустился густой туман, накрывший убитых северян гигантским белым саваном. Вдруг эту непроглядную завесу прорезали яркие сполохи, и высоко в небе засверкало северное сияние. Такое явление было большой редкостью для штата Вирджиния, находящегося значительно южнее широт Парижа или Рима. Для большинства же солдат обеих армий, которые и слыхом не слыхивали ни о чем подобном, неожиданно возникшие в небесах яркие отблески были и вовсе в диковинку.
Южане приняли их за свидетельство торжества Господа по случаю их великолепной победы
Оставшиеся в живых янки пребывали в ту ночь в глубоком унынии. Оно охватило всю армию Потомака от генерала до рядового, и даже Бернсайд, главный виновник произошедшей бойни, не прятал слез. «О, эти люди! О, эти люди! Эти люди, лежащие там… — восклицал он сквозь рыдания. — Я все время думаю о них». Впрочем, скорбь, искренняя или показная, не мешала Бернсайду замышлять новые самоубийственные атаки на высоты Мари. Он хотел предпринять их [293] на следующий день силами своего старого 9-го корпуса, который он собирался возглавить лично. Возможно (и такая мысль промелькнула у многих офицеров, хорошо знавших командира Потомакской армии) Бернсайд стремился таким образом свести счеты с жизнью, опротивевшей ему после фредериксбергской гекатомбы. «Это был план, который, как он чувствовал, уже привел нас к великой катастрофе, — писал командир 2-го корпуса генерал Коуч. — Всякий, кто знал его так же хорошо, как я, видел, что ему хочется, чтобы и его тело лежало у подножия высот Мари».
Но другие вожди Потомакской армии не позволили Бернсайду совершить самоубийство, прихватив с собой заодно несколько тысяч федеральных солдат. Когда на военном совете вечером 13 декабря он объявил генералам о своем намерении возобновить штурм высот Мари, все они в один голос, включая Самнера Лесного Буйвола, заявили свой решительный протест. Бессмысленное убийство многих тысяч храбрых солдат произвело на них столь удручающее впечатление, что они были готовы оказать неповиновение старшему по званию и должности, но только не допустить повторения этой кровавой вакханалии. Столкнувшись со столь решительной оппозицией, Бернсайд на следующий день отдал приказ об отступлении.
Фредериксбергская мясорубка произвела удручающее впечатление не только на северян, но и на их оппонентов. «Это хорошо, что война так ужасна, — сказал генерал Ли по окончании битвы. — Иначе мы бы слишком ее полюбили». Даже Джексон, обычно относившийся к смерти внешне безразлично, на этот раз не мог удержаться от восклицания: «Как ужасна война!» Но когда его адъютант заметил на это: «Ужасна, да. Но на нас напали. Что еще мы можем делать?», Каменная Стена ответил ему в своем духе: «Убивать их, сэр! Убивать их всех!»
И он был готов исполнить свое намерение в тот же вечер. Едва битва у высот Мари была окончена, как Джексон стал подумывать о ночной контратаке и даже спросил у главного хирурга своего корпуса, достаточно ли в его распоряжении бинтов. Эти бинты он собирался использовать не для перевязки новых раненых, а для идентификации своих солдат в [294] ночном бою. Но генерал Ли воспротивился подобному плану и вообще любым попыткам атаковать федералов. Позиции последних на Страффордских высотах были очень сильны, а Потомакская армия по-прежнему обладала численным превосходством. Если бы конфедераты перешли в наступление, они попросту поменялись бы со своими врагами местами.
Поэтому Ли приказал готовиться к возобновлению оборонительного сражения, подозревая, что Бернсайд не уйдет, не попытав счастья снова. Но на этот раз командующий южан ошибся. Два дня — 14 и 15 декабря — обе армии простояли друг против друга, ограничившись редкой ружейной перестрелкой и вялой артиллерийской канонадой. Наконец, 16 декабря северяне начали отступление. «Ну, генерал, — сказал Ли Лонгстриту, видя, как потрепанные полки покидают свои неприступные позиции на Страффордских высотах, — я начинаю терять веру в вашего друга генерала Бернсайда».
Сам Бернсайд, однако, не потерял веру в себя. Едва отведя армию к ручью Аквиа, он стал готовить ее к новому наступлению, стремясь поскорее отплатить Ли за преподанный им жестокий урок. К счастью для Союза, Линкольн не позволил своему самонадеянному генералу укокошить в бесплодных атаках еще одну треть Потомакской армии. Он решительно приказал Бернсайду не предпринимать ничего без его ведома, а когда тот все же проявил своеволие и в январе 1863 года начал свой знаменитый «грязевой марш», президент сместил его с поста командующего и поставил на его место Джозефа Хукера.
Таким образом, Бернсайд, подобно генералу Поупу, оказался калифом на час и командовал Потомакской армией всего каких-нибудь два месяца. Но вред, причиненный им за этот короткий промежуток времени, был огромен: армия совсем упала духом, дезертирство из ее рядов достигло зимой 1863 года небывалого размаха, и понадобились долгие месяцы «реанимации», чтобы вернуть войска в боеспособное состояние.
На этой печальной для северян ноте закончился второй акт великой американской трагедии, и над сценой кровопролитной борьбы опустился белый зимний занавес. 1862 год, начинавшийся как год великих надежд, обернулся кровавыми [295] поражениями и жгучим стыдом. В ту зиму многие не только на Юге, но и на Севере были уверены в скором триумфе Конфедерации, и лишь самые прозорливые (например, генерал Ли) видели, что этот триумф пока что далек и почти недосягаем. Время подтвердило их правоту, и следующий, 1863 год, стал годом коренного перелома в войне. Однако разговор об этом еще предстоит.
Фредериксбергское сражение было, пожалуй, самым необычным и вместе с тем самым характерным из сражений второго периода гражданской войны. Возможно, это утверждение звучит несколько парадоксально, но в действительности никакого парадокса здесь нет. Необычность сражения заключалась в том, что его результат был очевиден практически для всех еще до того, как был сделан первый выстрел, и лишь такой «военный гений», как Бернсайд, мог рассчитывать в подобной ситуации на успех. Подобное безумие — явление достаточно редкое в анналах мировой военной истории, ибо, как правило, даже не слишком талантливые полководцы предпочитают все же проявлять осторожность. Бернсайд со своим ослиным (иначе не назовешь) упрямством занимает вместе с другими «гениями» — Маком Либерихским, Джорджем Кастером и Нивелем — совершенно особое, даже исключительное место в галерее военных неудачников.