Гражданская война в США 1861–1865 (Развитие военного искусства и военной техники)
Шрифт:
В какой-то момент Аптону показалось, что артиллерия сможет помочь его таявшей на глазах бригаде. По его приказу отделение батареи регулярного артиллерийского батальона выдвинулось под огнем противника поближе к траншеям, зарядило две свои медные пушки двойной картечью и открыло огонь. Первый же залп дал такие ошеломляющие результаты, что канониры подкатили орудия к самому краю траншеи и принялись выпускать один картечный заряд за другим, действуя с лихорадочной, почти безумной быстротой. Им помогал капитан Джон Фиш из штаба Аптона, подносивший снаряды после того, как многие номера расчетов были убиты или ранены. Впрочем, самому капитану также не удалось долго оставаться на ногах.
«Угостите их, ребята! Я принесу вам картечи», — воскликнул он и вдруг упал на землю,
Вместо артиллерии на помощь изнемогающим людям Аптона подошла пехота. К их правому флангу примкнула 1-я Нью-джерсийская бригада Брауна и Массачусетская бригада генерала Юстаса. Слева от линии Аптона в бой вступила Вермонтская бригада полковника Льюиса Гранта, а также пенсильванцы и Нью-йоркцы Фрэнка Уиттона. Но, даже получив подкрепление, северяне не могли прорваться сквозь оборону бригад Мак-Гауэна и Ремсьюра, которые дрались за свои позиции с прежней стойкостью и отвагой.
Правда, некоторым из вновь прибывших все же удалось ворваться в траншеи — они подползли к ним на животе и прыгнули внутрь прямо в гущу столпившихся там мятежников. Но этих отчаянных смельчаков быстро подняли на штыки и вышвырнули прочь. Другие между тем залегли рядом с [398] людьми Аптона и включились в яростную перестрелку с южанами.
В такой манере бой у Кровавого угла продолжался несколько часов, и за это время северяне успели помногу раз опустошить свои патронные сумки. Но из обозов им постоянно подвозили дополнительный боекомплект, который сгружался с мулов прямо на землю, и стрельба была практически беспрерывной. Как вспоминал участник сражения, к закату «мы были почти полностью истощены и выпустили по 300–400 патронов на человека. Наши губы покрылись пороховой коркой от «скусывания патронов». Наши плечи и руки были покрыты грязью, которая прилипла даже к прикладам винтовок».
Впрочем, от безостановочного безумного боя уставали не только люди, но и оружие. Стволы винтовок засорялись копотью от сгоревшего пороха до такой степени, что из них невозможно было стрелять. Тогда тот или иной федеральный полк собирал пришедшее в негодность оружие и с несколькими десятками солдат отправлял его в тыл на прочистку. Обычно за ними плелись и те, кто уже почти терял сознание от усталости. Отойдя на несколько десятков метров, они падали прямо в грязь и, не обращая внимания на ливень и грохот выстрелов, засыпали мертвым сном.
Восточнее Кровавого угла, у вершины Подковы также шел бой, который хотя и не был таким кровавым, все же не уступал битве за Угол по ожесточенности. Контакт между сражавшимися здесь частями Хенкока и дивизией Гордона не был настолько тесным и не доходил до рукопашной. Северяне и южане, расположившись на открытом месте, просто вели друг по другу сумасшедший по своей скорострельности огонь, и, как вспоминал офицер-конфедерат, «от рассвета до полуночи там без перерыва гремели ружейные выстрелы». К счастью для сражающихся, сама скорость стрельбы делала ее менее меткой, большинство пуль пролетали мимо своих целей. Многие из них угодили в росшие за позициями южан могучие дубы, достигавшие двух футов в диаметре. К концу дня они были так искрошены, что подломились и в итоге упали на землю. «Мы не только перестреляли армию, — писал по этому поводу генерал-северянин Девид Портер, — мы перестреляли лес». [399]
Пули крошили и деревья, и человеческие тела. На долю некоторых из них пришлось так много попаданий, что они буквально разваливались на части и потом их опознать было практически невозможно. Так, солдат 5-го Мэнского полка, отправившийся на следующий день на поиски своего капитана, нашел даже не труп, а лишь его жалкие остатки. «На всей поверхности тела не было и четырех дюймов, не тронутых пулями», — вспоминал он.
Подобных примеров можно было бы привести множество, но и без того понятно, что сражение у Спотсилвейни превратилось в беспрецедентное по своей жестокости побоище. Самой же трагичной его стороной было то, что колоссальные жертвы, понесенные обеими сторонами 12 мая, оказались бесполезными. После того как атаки фланговых группировок северян были отражены, продолжение битвы за Подкову потеряло для них всякий смысл. Южане слишком прочно удерживали траншеи, чтобы их могли захватить вымотанные долгим боем полки Хенкока и Райта, и бой носил характер самой массовой, самой продолжительной, самой кровопролитной и самой безрезультатной перестрелки за всю войну.
Правда, чашу весов в сторону Севера еще мог склонить 5-й армейский корпус, остававшийся все утро в резерве. Генерал Мид, который осуществлял непосредственное руководство сражением с федеральной стороны (Грант лишь несколько раз появился на поле боя, но не отдавал никаких распоряжений), еще в 8 часов утра решил двинуть в бой этот последний резерв и направил генералу Уоррену соответствующий приказ. Но герой Геттисберга, проявивший столь блестящие военные способности, оказался в тот день не на высоте. Подготовка его корпуса к атаке заняла слишком много времени, войска выдвигались на позиции, словно находясь в сомнамбулическом сне, а Уоррен ничего не делал, чтобы ускорить этот процесс. Не помогли и повторные приказы Мида, а потерявший терпение Грант даже посоветовал ему сместить командира 5-го корпуса с поста. Наконец, Уоррен, словно испугавшись этой угрозы, двинул вперед дивизию Кроуфорда и Мерилендскую бригаду Денисова. Но предпринятая ими атака была такой робкой, что южане без труда ее отразили. [400]
Затем части Уоррена залегли неподалеку от траншей противника и вступили с ним в вялую перестрелку, которая, конечно, не могла принести успеха.
После провала атаки 5-го корпуса битва за Подкову стала не просто бессмысленным, но и преступным смертоубийством. Потерпевшим неудачу командирам северян следовало немедленно прекратить атаки и вывести свои истекающие кровью части из боя, ибо добиться большего, чем уже было сделано за этот день, они не могли. Однако генерал Грант преследовал свои цели, которые нельзя было обозначить терминами «победа» или «поражение». Он вел войну на истощение, и в его задачи входило уничтожение максимально большего количества вражеских солдат. Собственные же потери интересовали Гранта меньше, поскольку человеческие ресурсы Севера были достаточно многочисленны, чтобы восполнить пустующие места в рядах Потомакской армии. Поэтому, объехав линии сражающихся войск верхом и понаблюдав некоторое время за ходом сражения, Грант остался доволен достигнутым результатом. В тот день он написал своей жене, что никогда в жизни не чувствовал себя лучше.
Генерал Ли также не вмешивался в ход битвы, хотя и по совсем другим причинам. Все, что он мог предпринять для отражения атаки врага, было сделано им ранним утром, и теперь спасение армии зависело от стойкости рядовых пехотинцев, сдерживавших натиск северян. Зная, что в этом он вполне может на них положиться, генерал Ли занялся другой, не менее важной работой. По его приказу не участвовавшие в бою части и нестроевые взялись за лопаты и приступили к рытью новой линии окопов. Командующий южан сам выбрал для нее место — она проходила поперек основания Подковы в нескольких сотнях метров за спинами сражающихся частей. А затем лично проследил за всеми производимыми работами. Эти работы проходили с обычной для конфедератов расторопностью и быстротой, чтобы к вечеру утомленные боем войска могли отступить в хорошо оборудованные и тщательно подготовленные траншеи.
Однако это долгожданное отступление стало возможным лишь к полуночи, когда битва, точно пресытившийся обжора, стала постепенно успокаиваться. Дождавшись, когда отгремят [401] последние выстрелы, конфедераты оставили стойко обороняемые ими позиции и под покровом ночи тихо подались назад. Впрочем, федералы все равно не могли их преследовать. Многие из них были счастливы уже тем, что уцелели в самом кровопролитном сражении войны, и к тому же чувствовали себя настолько уставшими, что заснули прямо на боевых позициях, устроив себе некоторое подобие постели из грязи.