Гражданские войны в Риме. Побежденные
Шрифт:
Красе был сенатором, но особенным авторитетом в сенате не пользовался. Там он, скорее, занимал место в оппозиции, хотя по тактическим соображениям и мог время от времени примыкать к большинству. Зато среди римского народа он был довольно популярен. Красе был щедр, охотно угощал обедами людей из народа, даже давал в долг деньги без процентов, но, правда, требовал потом возращения долгов неукоснительно. Известен он был и как оратор, не раз выступал в судах по таким делам, за которые не брались ни Цицерон, ни Цезарь, славившиеся своим красноречием. Его речи отличались непомерной агрессивностью, так что даже завзятые спорщики не всегда решались с ним связываться. Впрочем, на этом поприще ему далеко не всегда сопутствовала удача. Так, в 66 г. до н. э. он проиграл процесс известного политического деятеля и историка Гая Ливия Макра, которого Цицерон обвинил в вымогательстве в провинции, которой Макр управлял после исполнения должности претора. Чрезвычайно импонировало римлянам и то, что Красе знал чуть ли не всех встречных по имени.
Одновременно Красе был очень честолюбив и очень завистлив. Он считал себя спасителем Рима, не оцененным в этом качестве римским народом. Это его чувство особенно обострялось при сравнении
Политическое положение Красса было неустойчиво. Он не примыкал ни к оптиматам, с которыми порвал вскоре после смерти Суллы, ни к популярам, которые ему не доверяли. Он преследовал исключительно личные цели, но сил для этого у него одного было мало. Поэтому Красе искал союзников. Таковым скоро стал Цезарь. Правда, сначала их отношения были далеки от идеальных. Они были очень разными. Цезарь принадлежал к очень знатному патрицианскому роду, возводившему свое начало к богине Венере и ее сыну первопредку римлян Энею. В начале своей карьеры Красе выступил как активный сулланец и нажился на проскрипциях, а Цезарь, женатый на дочери Цинны и будучи племянником жены Мария, попал в проскрипционный список и был исключен из него только по просьбе влиятельных друзей, к каковым Красе в то время не относился. Красе и Цезарь были соперниками на судебном поприще. Наконец, очень разными были их натуры. Для Красса бизнес и политика были неразрывны, Цезарь был весь нацелен только на политическую деятельность. Красе в принципе был накопитель; как каждый богач, он не видел предела обогащения. Цезарь не был равнодушен к деньгам, но мог их тратить, не считая, если для чего-нибудь ему это было нужно — в личных или политических целях. Цезарь смолоду был чрезвычайно яркой фигурой и уже поэтому не мог сразу вызвать симпатии Красса. Но политическая целесообразность заставила последнего пойти на союз с Цезарем, который был моложе его лет на пятнадцать.
Другим человеком, с которым в это время сблизился Красе, был Люций Сергий Катилина. Как и Красе, он был активным сулланцем, но прославился скорее не военными успехами в гражданской войне, а жадностью во время проскрипций, превзойдя в этом даже Красса; так, он убил собственного брата, чтобы завладеть его имуществом, а уже потом добился внесения его в проскрипционный список. Но в отличие от Красса он столь быстро и столь неправедно нажитое имущество так же быстро промотал и теперь стремился достичь высшей власти в значительной степени для того, чтобы поправить свои имущественные дела. Такой человек вполне мог быть в большой степени управляемым, как этого и хотел Красе. Его имя появилось в связи с так называемым первым заговором Катилины.
На выборах консулов на 65 г. до н. э. победили Публий Корнелий Сулла, родственник покойного диктатора, тоже весьма разбогатевший во время проскрипций, и Публий Автроний Пет. Однако они были обвинены в подкупе избирателей, привлечены к суду и осуждены, так что вступить в должность не могли, а консулами должны были 1 января 65 г. до н. э. стать идущие следом Люций Аврелий Котта и Люций Манлий Торкват. Обиженные кандидаты, особенно Пет, решили этому противодействовать. Пет вошел в сношения с Каталиной, знатным молодым человеком Гнеем Кальпурнием Пизоном и еще некоторыми, в результате чего был составлен заговор. Заговорщики собирались 1 января в день вступления консулов в должность убить их, после чего Пизон должен был встать во главе войск и поднять мятеж, уничтожив в ходе его неугодных сенаторов. Заговор окончился неудачей, ибо так и не был подан сигнал к убийству и перевороту. Но по Риму поползли упорные слухи, что за спинами заговорщиков стояли Красе и Цезарь, что после переворота первого должны были провозгласить диктатором, а второго — начальником конницы, т. е. его помощником. Говорили даже, что именно Цезарь должен был дать сигнал к перевороту, а Красе, находясь в сенате, способствовать успеху мятежа, но оба они якобы испугались, а Красе в этот день вообще предпочел остаться дома. Насколько эти слухи были обоснованы, сказать трудно, но они встревожили сенат, который испугался, что они могут подтвердиться, а в случае судебного преследования Красса и Цезаря, в то время весьма популярных в римской толпе, та может за них вступиться. Поэтому дело было замято. Пизона отправили с глаз долой в Дальнюю Испанию, дав ему, исполнявшему только должность квестора, полномочия пропретора, причем инициатором этого был именно Красе. Остальных заговорщиков вообще оставили на свободе.
Если Красе и был действительно причастен к этому заговору, то его провал не заставил его отказаться от политической деятельности. Теперь он сделал ставку и на Катилину, и на Публия Сервилия Рулла, избранного народным трибуном на 63 г. до н. э. 10 декабря 64 г. до н. э. Рулл вступил в должность, а уже 12 декабря выступил со своим законопроектом. Проект предусматривал наделение землей неимущего населения Рима, для чего надо было вывести ряд колоний в Италии и для этого использовать еще не разделенные земли в Кампании. Но этих земель для исполнения проекта Рулла было мало, и он предложил выкупить земли у их владельцев по требуемой ими цене и распределить купленные земли как среди ветеранов, так и других нуждающихся. А чтобы обеспечить эту акцию деньгами, предполагалось пустить в продажу земли в провинциях и использовать большую часть пошлин, сборов, различных налогов и военную добычу Помпея. Проведение такой грандиозной операции требовало хорошей организации, и поэтому для ее руководства предлагалось создать комиссию из десяти человек (децемвиры), которой предоставлялись огромные права во внутренней и даже частично внешней политике и придавался штат из 200 человек для выполнения технической работы. Комиссию должны были избрать на народном собрании, но только из тех людей, которые в тот момент находились в Риме. Это правило исключало Помпея, но делало вполне реальным избрание Красса и Цезаря: огромное богатство одного и всем известная щедрость другого делали вполне возможным широкий подкуп.
Как и в случае с неудавшимся заговором, возникли разговоры о закулисной роли Красса и Цезаря. Скорее всего, это не так; скорее всего, Рулл предоставлял этим деятелям возможность попасть в комиссию как плату за поддержку проекта. Их объединял, таким образом, взаимный интерес. Законопроект, однако, встретил жесткий отпор. Против него решительно выступил Цицерон, избранный консулом и ставший им 1 января 63 г. до н. э. В своих горячих речах, направленных против Рулла и его проекта, он намекал на Красса и Цезаря. Сенат испугался возможного возвышения этих деятелей, да и вообще он был против всякого аграрного законодательства. Всадников встревожила перспектива передачи в руки комиссии сбора пошлин и налогов. Городской плебс был совсем не склонен уезжать из Рима и менять полунищенскую, но зато беззаботную жизнь в городе на тяжелый крестьянский труд. Крестьянство после поражений Гракхов и Сатурнина уже не выступало как самостоятельная сила, а после гражданских войн и сулланских репрессий оно сильно изменилось. Так что поддерживать законопроект было некому. Видя все это, Рулл в конце концов сам взял свой проект обратно, даже не пытаясь поставить его на голосование. Так что надежда Красса этим путем подняться на самый верх политической иерархии лопнула.
Провалились и его расчеты на Катилину. Красе, как об этом упорно говорили в Риме, финансировал его кампанию по выборам в консулы на 63 г. до н. э., хотя программа Каталины, призывавшего к отмене долгов и новым проскрипциям, не могла его не пугать. Однако Каталина провалился, и вместо него консулом был избран Цицерон, возглавивший затем упорную борьбу со своим недавним соперником. Катилина же, убедившись, что легальным путем ему до власти не добраться, составил заговор с целью насильственного государственного переворота и привлек к нему самых разных людей — от промотавшихся аристократов до городских низов, которых объединяло одно — обещание вождя поправить их положение за счет нынешних богачей и власть имущих. Красе не входил в число заговорщиков, но те, вероятно, все же рассчитывали на него. Недаром они отправили к нему, впрочем, как и к некоторым другим бывшим консулам, письмо, которое Красе сразу же, не дожидаясь утра, побежал показать Цицерону и которое изобличало заговорщиков. Но когда Цицерон в сенате потребовал принятия специального постановления о фактическом введении чрезвычайного положения, Красе был среди тех сенаторов, которые высказались против этого. Однако, когда дело дошло до открытого мятежа Каталины, покинувшего город под давлением Цицерона, и ареста в Риме его изобличенных сообщников, Красе активно поддержал эти аресты и даже сам стал стражем одного из заговорщиков — всадника Публия Габиния Капитона. Однако это не спасло его от обвинения в личном участии в заговоре. Арестованный и приведенный в сенат для публичного допроса Люций Тарквиний среди прочих назвал в числе заговорщиков и Красса. Это вызвало замешательство в сенате: одни, как и три года назад испугались необходимости привлечения к суду такого видного деятеля, как Красе, а другие были связаны с ним финансовыми отношениями. Со всех сторон раздались крики, что донос ложный, а затем было принято по этому поводу специальное постановление, Тарквиния было решено держать в тюрьме и не давать более вообще возможности говорить. Но когда на следующий день состоялось сенатское заседание, на котором решалась судьба арестованных катилинариев, Красе предпочел отсидеться дома.
Мятеж был окончательно подавлен в начале 62 г. до н. э. А во второй половине того же года в Рим стали доходить вести о скором возвращении Помпея. Все в страхе ждали появления его в Италии во главе мощной и победоносной армии. Не стал исключением и Красе. Охваченный паникой, он взял с собой сколько мог денег и вместе со всей семьей уехал из Италии в Малую Азию, где некоторое время путешествовал вдоль эгейского побережья. Но в скором времени он узнал, что Помпей свою армию распустил и частным человеком прибыл к городской черте, которую не мог переходить до триумфа, и, следовательно, стал совершенно не опасен. И Красе сразу же вернулся в Рим. В это время Цезарь, только что отслуживший срок своего преторства, должен был отправиться в Дальнюю Испанию, наместником которой он был назначен, но кредиторы не хотели отпускать его из Рима. Красе, явно рассчитывавший в ближайшем будущем на поддержку Цезаря, из своих средств заплатил самые срочные его долги и поручился за остальные. Цезарь смог свободно уехать в Испанию. А в Риме самым жгучим вопросом стало удовлетворение требований Помпея.
Красе, который любое возвышение Помпея воспринимал как личное оскорбление, решительно примкнул к сенатскому большинству, которое под разными предлогами отказывалось пойти навстречу Помпею. Лидерами этого большинства в данной ситуации выступали Катон и Лукулл, и Красе их на этот раз активно поддержал, причем настолько активно, что в Риме говорили, что именно Красе, а не Лукулл является главным соратником Катона. Но занимался он не только противодействием Помпею. К нему обратились за помощью откупщики, которые сочли, что заплатили слишком высокую цену за откуп налогов в провинции Азии, и теперь очень хотели пересмотреть эту сделку. Уповая на свой, как он считал, теперь высокий авторитет в сенате, Красе согласился стать их ходатаем перед сенаторами. К тому же Красе, сам занимавшийся различными финансовыми операциями (хотя и не откупами, которые ему как сенатору были недоступны), был социально близок к всадникам и принимал их беды близко к сердцу. Но против пересмотра решительно выступил Катон, считавший пересмотр незаконным. И тут Красе увидел, чего на деле стоит его союз с Катоном и с возглавляемым им сенатским большинством. Они могли использовать Красса для противодействия Помпею, но во всем остальном не желали идти навстречу Крассу. И добиться своего Красе так и не сумел. Это было, конечно, тяжелым ударом по его авторитету и по его самомнению. Он понял, что с сенатом ему не по пути.