Греческие календы
Шрифт:
8 "Он должен умереть..." Сколько раз потом произносил он эту фразу: Сто? Тысячу? Десять тысяч?
Приехав в Рим, он сразу направился к Марку Антонию — человеку огромного роста и силы, с багровым от частых попоек лицом.
Октавиан невольно нахмурился, вспоминая, какому унижению подвергся он в доме Антония.
"Я — сын Гая Юлия Цезаря!" — представился он.
"Да? — насмешливо переспросил тот. — Ну и что?"
"Я пришел к тебе затем, чтобы ты дал мне деньги моего отца, которые он завещал мне!"
"Тогда ты ошибся адресом! — заметил Марк Антоний, намереваясь уйти. — Это дом консула, а не государственная казна!"
"Но вдова Цезаря пожелала, чтобы эти деньги хранились у тебя!" — сказал он то, что успел услышать по дороге.
Марк Антоний обернулся и, как ему показалось, с любопытством взглянул на него.
"Так это стало известно даже в провинциях? — усмехнулся он, и лицо его приняло надменное выражение. — Вот, что, Октавиан..."
"Называй меня Цезарем в память о моем отце и твоем друге!" — попросил он.
"Вот, что, Октавиан, — нажимая на последнее слово, явно издеваясь над ним, повторил консул. — Денег нет и не будет."
"Дай тогда мне хотя бы то, что мой отец завещал римскому народу!" — вскричал тогда он.
— Чтобы я раздал их по назначению!"
"Ах, вот ты каков? Наглец! — покачал головой консул, и его надменность на несколько мгновений вновь сменилась любопытством. — Ну, так знай, правду: финансовые дела покойного Цезаря были столь запутаны, что, владея государственной казной, он оставил ее совершенно пустой! Иди и не заставляй меня обращаться с тобой, как с назойливым просителем!"
Прощаясь с Антонием, он сумел скрыть свои чувства и по глазам консула видел: тот уверен, что видит его в последний раз.
Брови Октавиана разгладились. На губах появилась насмешливая улыбка.
"Нет, он недооценил меня, не разглядел в Октавиане будущего Цезаря!"
Да, пятнадцать лет назад он тонко рассчитал свой первый шаг и воспользовался тем, что народ был недоволен поведением Марка Антония. Продав все свое имущество, а также имущество матери и еще нескольких родственников, он раздал деньги плебсу и сразу же9 расположил его к себе.
Следующий шаг был намного сложнее. Нужно было найти человека в сенате, которого можно было бы противопоставить Антонию. И таким оказался Цицерон.
С первой же встречи с ним, он постарался произвести на старика самое выгодное впечатление. Нащупал две тайные струнки в его характере — ненависть к Марку Антонию и непомерное тщеславие — и умело воспользовался ими. В каждой новой беседе он заискивал перед Цицероном, изредка, словно по ошибке, называл его отцом и рассказывал всевозможные сплетни о ночных дебошах Антония. В конце концов старик не устоял и выступил в сенате с речью против Марка Антония, обвиняя его в пьянстве, разврате, открыто называя наглецом и негодяем.
"Ты был шлюхой, доступной всем!", "Проснись и выдохни винные пары", — услышали тогда изумленные отцы-сенаторы. Вскоре Цицерон вошел в такую силу, что изгнал из Рима Антония, выслав против него войско, и даже убедил сенат облечь его, Октавиана, всеми знаками преторского достоинства...
Воюя против Антония, он даже не подозревал, что судьба вскоре снова сведет его с ним лицом к лицу и не просто сведет, а сделает родственниками.
"Да-да, — пробормотал Октавиан. — Именно так оно и было — родственниками. А что мне оставалось делать?"
Сенат — это сборище продажных и бездарных людей — отказал ему даже в триумфе, нагло заявив, что он не дорос до него.
Ох, и разозлило это его тогда!
Наметив план новых действий, он начал отпускать пленных, словно ненароком говоря хвалебные слова в адрес их полководца Антония. Когда же тот с Лепидом, собрав новую армию, двинулся ему навстречу, то вместо сражения, о котором умолял его насмерть перепуганный сенат, предложил... мир. И этот мир был тут же принят.
О, это был ход, достойный хитроумного Одиссея! Ради укрепления союза он выдал за Антония сестру Октавию, которая безропотно пошла за развратного и грубого пьяницу в угоду его политике.
Втроем — он, Антоний и Лепид — они пролили столько крови, сколько не помнил Рим со времен Суллы. И первой жертвой стал... Цицерон. Антоний потом часто хвастался, что его голову, с проколотым булавкой языком, он установил на своем обеденном столе...
"Бедный старик! — с несвойственной для него жалостью подумал Октавиан. — Как должно быть проклинал он тот миг, когда доверился мне. Но я вынужден был пожертвовать 10 им так же, как потом пожертвовал Лепидом, Антонием, Клеопатрой. Впрочем, — поджал он губы, — Клеопатра не римлянка... И как не хватало ее в сегодняшнем триумфе!
Октавиан вспомнил, как впервые увидел Клеопатру после окончательной победы над Антонием. Она бросилась к его ногам: нечесаная, с расцарапанной грудью, покрытой струпьями.
"Неужели эта женщина могла очаровать Цезаря и Антония?" — с изумлением и отвращением думал он, глядя на нее.
И все же это была Клеопатра, царица Египта, которая, по его планам, должна была придать вес его триумфу. И он принялся старательно разыгрывать великодушного победителя. Говорил, что ей нечего бояться, обещал, что все обернется для нее намного лучше, чем она ожидает. Он был уверен, что она поверила ему. .
Тем неожиданнее оказалось известие, что Клеопатра покончила с собой. Крошечная змейка, принесенная рабынями в ее комнату, оборвала жизнь последней царицы из рода Птолемеев. О, это была прекрасная актриса! Она перехитрила его, разгадав замысел. Но лет худа без добра — этим она научила его быть более осторожным и предусмотрительным. Эта наука должна пригодиться ему в самом ближайшем будущем, если он не хочет повторить участь Цезаря.
"Цезарь, Цезарь! — вставая с ложи и принимаясь ходить по кабинету, без особого сожаления, подумал Октавиан. — Такие победы, такие планы, и такой бесславный конец!.."