Грех бессмертия
Шрифт:
В следующую секунду раздался душераздирающий пронзительный вопль «И-И-ИИИХ» прямо сзади Нили Эймса: он повернулся кругом, открывая рот для крика. И в этот момент он увидел над собой черную как ночь лошадь и лезвие топора, светившееся энергией, словно оголенный электрический кабель. Он услышал свист ветра, пока металл разрезал воздух.
Голову Нили, разбрасывающую спиральные потоки крови, перекинуло ударом через плечо Эвана; кровь брызнула на его лицо. Обезглавленное тело, все еще сжимавшее запястье Эвана, рухнуло на колени и соскользнуло в траншею. Горячие капли крови вернули Эвана к действительности, к реальности кошмарных тварей, которые приближались к нему. Эван высвободил свою руку из мертвой хватки трупа и потянулся
Эван уже выбрался из траншеи и побежал через свалку к своему микроавтобусу. Другие развернули к нему своих лошадей: их глаза пламенели ненавистью, топоры блестели над головой. Они пришпоривали каблуками своих коней и глина отлетала из-под копыт. На бегу Эван успел посмотреть через свое плечо. Та, скачущая верхом на сером в яблоках коне впереди всех, поймает его до того, как он добежит до машины. Он продолжал бежать, в изнеможении отталкиваясь ногами от земли. Дрожание почвы под ногами говорило о том, что лошадь приближалась. Он успел увернуться в сторону, и лезвие топора просвистело мимо его щеки. Он упал на живот, закопавшись в землю кулаками, затем снова побежал. Конь мчался рядом с ним, и рука амазонки поднялась для второго удара. Эван остановился и бросил ей в лицо кучу грязи. На этот раз топор почти коснулся его левой руки, разорвав ткань на рубашке. Лошадь стала бешено кружиться, пока ее всадница пыталась протереть глаза. Все остальные быстро приближались.
Но Эван уже добрался до микроавтобуса. Он рухнул на сиденье, запер все двери и воткнул ключ в зажигание. Шины отбрасывали комья земли, пока он давил на акселератор. Позади раздавался пронзительный военный клич, от которого кровь сворачивалась в жилах, и он знал, что они гонятся за ним. «Вифаниин Грех», — подумал он. Его мозг, казалось, пульсировал в такт с сердечным ритмом. Мне необходимо добраться туда. Необходимо взять Лори и убраться прочь. А Кэй? Что будет с Кэй? Нет, я не вернусь назад. Сперва обращусь в полицию штата. Потом приведу их сюда. Но сначала надо забрать Лори. ЛОРИ.
Он резко дернул руль налево, и микроавтобус завертелся, почти разрывая шины по кругу. Этот рывок почти забросил машину в канаву на противоположной стороне дороги. Затем он снова прибавил скорость, заскрежетав зубами. Горящие фары высвечивали впереди пустынное шоссе. Очередной вопль амазонки раздался почти над самым его ухом, а затем перед ним на дороге возникли очертания фигуры: большая гнедая лошадь с огромными боками и всадница. Ее горящий взгляд и оскаленные зубы пронзили его до мозга костей. У него была секунда, чтобы осознать, что эта женщина — та самая библиотекарша, которая спрашивала его, не хочет ли он посмотреть какие-нибудь книги по искусству. Но сейчас у нее было совсем другое, похожее на маску лицо, и ненависть струилась из раскрытого рта. Эван надавил на тормоза, но лошадь была слишком близко; микроавтобус глубоко врезался в животное, увлекая его назад и в сторону. Он услышал, как разбилась решетка и погасла одна из фар. Тело амазонки, сброшенное с лошади силой удара, перелетело через капот машины, ударилось о ветровое стекло и разбило его. Неровные осколки задребезжали вокруг Эвана, оставляя царапины на его щеках, лбу и подбородке. Тело с изрубленным лицом и горлом, из которого ручьем хлестала кровь, перевалилось через приборную панель. Ничего не видящие глаза еще одно мгновение отражали огромную мощь сущности, находящейся в этом телесном облике, и затем синева померкла. Глаза превратились в черные пустые дыры, и кожа на лице сморщилась, придавая ему вид давно уже мертвого черепа.
Эван уперся ногами в пол, прокладывая
Темные улицы. Темные дома. Ужасная сгустившаяся тьма. Луна, с ухмылкой заглядывающая в это окно, и в это, и в это.
Мак-Клейн-террас. Его дом, черный и безмолвный. Он заехал на газон, оставляя следы покрышек на траве, и выпрыгнул наружу, направляясь к парадной двери. Конечно, они продолжают погоню и через считанные минуты найдут его. Он возился с ключами в замке. Спешить. Необходимо спешить. Необходимо. Они идут. Они идут. Его ключ наконец попал в замочную скважину. Где-то залаял пес.
И в следующее мгновение его рванули в сторону от двери. Рука с крашеными ногтями схватила его за запястье и втащила в прихожую с такой силой, что он повалился на пол. Из темноты к нему медленно приближалась фигура. Ее глаза горели и были ужасны. Он заскулил, как пойманное в ловушку животное. Его подняли, протащили через расступающуюся тьму и бросили на пол в освещенном кабинете.
Эван скорчился, ожидая смертельного удара топором, и дико огляделся по сторонам. Четыре фигуры темнели в лунном свете. Четыре тени. Четыре женщины. Четыре пары безжалостных жаждущих крови глаз.
Одна из них сидела в кресле по другую сторону кофейного столика, наблюдая за ним, и не говорила ни слова.
«Господь милосердный», — подумал он, рот его был таким же сухим, как глина на свалке. Образ оседающего обезглавленного тела вспышкой осенил память. Все это время они поджидали меня. Они ждали меня.
Тварь-Драго заговорила из своего кресла двумя голосами: один был ее собственный, говорящий на английском языке с греческим акцентом, другой гортанный и грубый, говорящий на странном языке амазонок. Оба голоса странным образом соединялись, звучали из одной и той же глотки, глухо и мрачно: — Теперь, — тихо сказала она, — мы поговорим.
27
Женщины
— Вы значительно более разумный человек, чем я считала сначала, сказала со своего кресла тварь-Драго. — Я восхищаюсь вашим интеллектом. Я также восхищаюсь вашей целеустремленностью.
Глаза Эвана чуть шевельнулись. Миссис Джайлз — или то, что было когда-то миссис Джайлз — стояла в углу кабинета. Та, что уже не была миссис Демарджон, стояла у подножия лестницы, молодая блондинка, на лице которой застыла маска бессердечной ненависти, стояла справа от кресла Драго. Он стал соразмерять расстояния: дюймы и секунды.
— Не будьте глупцом, — сказала женщина в кресле.
Он посмотрел на нее. Глаза женщины-твари горели ярким свирепым пламенем. Лори. Страх вонзился в него, словно блестящее лезвие топора.
— Где моя дочь?
— Она спит.
Эван посмотрел на лестницу.
— Не здесь, — сказала женщина. Звуки ее голоса отражались от стен, словно слова произносились внутри пещеры, затерянной во времени, а не в кабинете дома, обшитого деревянными панелями. — В другом месте.
— Где она? — Он пытался сохранить свой взгляд спокойным и устойчивым, но это было очень трудно, поскольку энергия, скрытая в этой женщине, была равносильна раскаленному до бела пламени.
— Она в безопасности. Я обещаю вам это. Интересно. До конца вашего существования возможно остались секунды. Почему вы заботитесь о ребенке?
— Потому что я человек, — сказал Эван, осторожно выбирая слова. Сомневаюсь, что вы теперь много знаете о чувствах настоящих человеческих существ. — Тварь-Драго на минуту замолчала, рассматривая его.
— О, да, — наконец сказала она. — Вы ссылаетесь на материнский инстинкт. Это необязательно. Сильная воля всегда позаботиться о себе. Слабые должны быть истреблены, как сорняки, угроза продолжению рода.