Грех и чувствительность
Шрифт:
– Хочешь позавтракать? – предложил он, указывая на сервированный стол.
– Я сыт.
– Тогда, ради Бога, переставь ходить из угла в угол и дай мне поесть, С утра у меня болит голова, а от твоего мелькания она разболится еще сильнее.
Герцог, нахмурив лоб, уселся рядом с Валентином.
– Ты видел вчера вечером Элинор?
– Как можно было ее не заметить? Но почему ты спрашиваешь? Или ты вызываешь на дуэль каждого джентльмена, который пялился на нее? – насмешливо фыркнул он. – Учти, их слишком много.
– Заткнись. Надеюсь, это останется между нами,
– Я не сплетник, Себ. И ты это знаешь.
– Знаю. И это отчасти объясняет мое появление здесь. Позавчера вечером, – продолжал он, вытаскивая сложенный лист бумаги из бокового кармана, – Элинор дала мне вот это.
Вытерев испачканные джемом пальцы, маркиз взял бумагу. Прочитав написанное, он вновь возблагодарил судьбу за то, что у него нет братьев и сестер.
– А при чем тут я? – спросил он, возвращая бумагу. – Или ты хочешь, чтобы я восхитился великолепным стилем изложения?
– Вчера вечером она впервые начала играть в эту… игру, – пробормотал Мельбурн, снова засовывая бумагу в карман. – А сегодня утром она уехала с этим мерзким Кобб-Хардингом прогуляться в Гайд-парк.
Валентин некоторое время пристально глядел на своего друга. Если точнее сказать, на одного из своих немногих друзей, потому что в их выборе был очень привередлив. От отца он узнал одно правило: можешь спать с любой женщиной, но друзей выбирай весьма тщательно.
– Ее поведение, видимо, раздражает тебя, Мельбурн; так положи этому конец. Ты контролируешь ее финансы, не так ли? Не мне тебя учить.
– Все не так просто. Я… согласился на ее условия и буду их выполнять, пока она не впутается в какой-нибудь скандал.
– Ты согласился? – повторил Валентин, удивленно приподняв бровь. – Ты?
– Пришлось, пропади все пропадом. Она меня разозлила.
– В таком случае тебе придется оставить ее в покое, не так ли? Я уверен, что мадам Констанца будет в восторге от такого поворота событий.
– Значит, вот где она взяла это проклятое платье… – Серые глаза сурово взглянули на маркиза и скользнули в сторону. – Все гораздо сложнее, Валентин. Что бы она ни затеяла, она все еще носит фамилию Гриффин. И влияет на репутацию нашей семьи. Сегодня утром я пытался снова предупредить ее, что если она хочет выйти замуж, то ей нужно избегать всяких неприятностей и не тратить зря время на дураков, охотящихся за приданым, вроде Кобб-Хардинга. Однако, как видно, именно неприятности и дураки являются ее целью. Причем чем больше это раздражает меня, тем охотнее она продвигается в этом направлении.
Усмехнувшись, Валентин допил свой чай.
– В таком случае пусть делает что хочет. Она никогда не выйдет замуж за Кобб-Хардинга. Похоже, что Нелл желает немного поразвлечься и осмотреть весь табун, прежде чем выбрать своего жеребца.
– Я не могу позволить ей делать то, что вздумается. И, пожалуйста, воздержись от иносказаний. Она не ты, Валентин. Скандал больно ударит по ней. Он может погубить ее.
– И репутацию Гриффинов.
– Именно так. Какой бы храброй она ни была, ей никогда еще не приходилось выходить за пределы нашего круга. Она хочет позабавиться без скандала,
– Я по-прежнему не понимаю, как ты сможешь разубедить ее, если сам согласился на ее условия, – продолжал Валентин. – Ведь ты человек слова и все такое прочее.
Герцог ударил кулаком по столу.
– И в этом ты прав. Именно поэтому я здесь. Валентин испытал тошнотворное чувство, будто он попал в какую-то ловушку. Только этого не хватало!
– Не будешь ли ты любезен, объяснить мне подробнее?
– Ты типичный гедонист, самый большой любитель наслаждений из всех, кого я знаю.
– Благодарю.
Мельбурн насмешливо фыркнул.
– Я говорю это не в порядке комплимента.
– Понятно. Я так и думал. А в чем же дело?
– Дело в том, что мой взгляд на принятые в обществе правила приличия диаметрально противоположен твоему. И Элинор это знает. Поэтому она не примет ни совета, ни наставлений от меня, но с готовностью прислушается к твоим.
Валентин вскочил на ноги.
– Что-о? Ты хочешь, чтобы я стал наставником Элинор? И научил ее грешить?
– Нет, конечно. Но, как ты изволил проницательно заметить, от моего вмешательства она будет все глубже погружаться в это безумие. А тебя она послушается. Мне кажется, она даже уважает тебя. Поэтому ты, Валентин, можешь удержать ее от серьезных неприятностей.
– Мне надо выпить, – сказал Валентин, переходя из столовой в библиотеку, где находился шкафчик с хорошим выбором спиртных напитков.
– Я много размышлял, – продолжал Мельбурн, следуя за ним по пятам. – Ты сможешь присматривать за ней, чтобы она не попала в беду, тогда как Шей, Закери или даже я, вмешавшись, лишь подтолкнули бы ее к чему-нибудь совсем скандальному.
Валентин налил себе виски.
– Скажи, в конце концов, что заставляет тебя считать, что я захочу участвовать во всем этом? – спросил он, подумав, что в последние сутки его мучили явно нечистые мысли об Элинор Гриффин. – Оставь меня в покое, Мельбурн.
Ему стало не по себе, когда герцог в ответ на это улыбнулся.
– Я так и думал, что ты не захочешь участвовать, а поэтому захватил с собой вот это. – Он извлек из другого кармана пожелтевший, сложенный несколько раз клочок бумаги.
Валентин уставился на бумагу, словно желая воспламенить ее одной лишь силой взгляда.
– Ты несправедлив, Мельбурн, – проворчал он, поняв, что бумага не загорится. – Я был пьян, когда написал это. – Выругавшись, он выпил залпом полстакана виски. – Проклятие!
– Я тоже был не вполне трезв, когда принимал эту расписку. Мы оба были в равной степени под парами, так что ты не можешь утверждать, что я воспользовался твоим состоянием в своих интересах.
– Тебе бы следовало стать стряпчим, Себастьян. Герцог снова улыбнулся.
– Оскорбляя меня, ты делу не поможешь. – Держа бумагу в руках, он опустился в кресло у камина. – Я мог бы прочитать текст тебе, хотя знаю его наизусть.
– Избавь меня от этого. Что за дурацкая манера напоминать человеку о его единственном моменте слабости.