Грех и чувствительность
Шрифт:
– Вот почему я настаиваю на соблюдении приличий – даже во время твоего маленького приключения, – сказал он, обращаясь к Элинор. – Если бы под маской лебедя оказалась ты, тебя бы больше не было в Лондоне.
– Несправедливо угрожать, основываясь на поступках других людей, – заметила Глэдис. – Я уверена, что Нелл отлично знает, что ожидается от молодой леди такого происхождения и статуса.
Да, она это знала, но все равно поступать только так, как от тебя ожидают во всех случаях жизни, было невыносимо.
– Я думала, ты не поверил этой глупой
– Нынче утром я слышал аналогичную, – сказал он в ответ. – Не знаю, насколько она правдива. Но ведь молва идет…
– Я тоже хочу пойти на бал-маскарад, – заявила Пип, сидевшая на коленях у отца. – Я была бы принцессой. Или павлином.
– Из тебя получился бы красивый павлин, любовь моя, – сказал он, целуя ее в курносый носик. – Но мне кажется, нам пора уходить, пока ты не съела все шоколадные бисквиты в Лондоне. – Он поставил ее на ноги и встал сам. – Поцелуй свою тетю Тремейн, и пойдем. – Девочка подчинилась, и они вместе вышли в холл. – Элинор?
– Я догоню вас через минутку, – сказала она, схватив тетю за руку.
Мельбурн и Пип направились к экипажу, а Элинор потащила тетю Тремейн назад в гостиную.
– Можно я заеду к тебе завтра? – спросила она.
– Ну конечно, моя милая. Что-то случилось? Я это чувствую.
– Ничего плохого не произошло, но могло. Только не говори Мельбурну.
– Мы, родные люди, должны выступать единым фронтом. Можешь рассказать мне все, Нелл. Ты это знаешь.
– Спасибо, тетя. – Еще раз поцеловав пухлую щечку тетушки, Элинор присоединилась к брату и племяннице, уже сидевшим в экипаже.
– О чем был разговор?
– Это личное. Но не беспокойся, речь шла не о тебе.
– Мне от этого ничуть не легче. – Он поправил локон на головке дочери. – Ты будешь сегодня на суаре у Ферронов?
– Думаю, да.
– Кто тебя будет сопровождать?
– Себастьян, согласно нашей договоренности…
– Я ничего не запрещаю тебе дорогая. Я просто задаю вопрос.
Откровенно говоря, покушение на ее честь было еще свежо в памяти, и она была благодарна брату за заботу.
– Я подумала, может ты, если это не нарушит твои планы.
– У меня не бывает планов, которые исключали бы присутствие кого-то из моей семьи.
Элинор чуть нахмурила лоб.
– Это потому, что ты абсолютно, доволен своей жизнью. Тебе легко с высоты своего величия быть великодушным. Ведь ты имеешь все, что хочешь, и тогда, когда хочешь.
Серые глаза спокойно глядели на нее довольно долго, так что она успела заметить в их глубинах нечто похожее на боль.
– Очень, поверхностное суждение, Элинор. На тебя это не похоже.
Пенелопа потянулась к ней и взяла за руку.
– Тетя Нелл борется за независимость, – по-детски серьезно заметила она. – Я думаю, ей нелегко.
Элинор вздохнула.
– Спасибо, Пип. – Взглянув на старшего брата, она улыбнулась. Уж он-то как раз не имел всего. Если бы три года назад, когда умерла Шарлотта, и он овдовел, рядом не было Пип, трудно сказать, как жил бы дальше Себастьян. Пережив
– Знаю, дорогая. Но не имею такого намерения. Чтобы не начинать перебранку по поводу того, кто кому усложняет жизнь, приехав, домой, Элинор решила уйти к себе в спальню с книгой. Там она остановилась у окна. Она не могла представить себе Валентина, который бы увлекся чтением книги, когда манят к себе вечерние толпы на Бонд-стрит и в Гайд-парке.
Наверное, она могла бы попросить грума отвезти ее в любое место – в Лондонский зоопарк, например, или в Британский музей – хотя все это больше не казалось ей интересным. Что делает человек, которому хочется быть раскрепощенным и… хоть немного безнравственным?
Можно, конечно, снова поцеловать маркиза Деверилла. Элинор прикоснулась к губам пальцами. Она шесть лет мечтала о его поцелуе, с тех пор как ей исполнилось пятнадцать. Тогда она была ребенком, а когда стала взрослеть, появились «правила». Друзьям ее братьев позволялось поболтать с ней, потанцевать, если это было уместно, но никогда не смотреть на нее как на женщину и никогда, ни при каких обстоятельствах не целовать.
Деверилл, очевидно, знал правила, но, тем не менее, сделал это. И, Боже милостивый, что это был за поцелуй! Ее целовали и раньше – в тех редких случаях, когда какому-нибудь повесе или поклоннику удавалось ненадолго остаться с ней наедине. Но ни разу она не испытала при этом такого потрясения. Конечно, она никогда еще никем не была так увлечена, как Валентином Корбеттом.
Элинор покачала головой. Ее договоренность касалась не Деверилла, а ее самой. Ее выбора, ее желаний. Однако она слишком много времени тратила на размышления о маркизе и о том, как бы он поступил в той или иной ситуации. Зачем?
– Перестань, – пробормотала она самой себе и уселась за маленький письменный стол. Ей было необходимо составить перечень того, что хотелось совершить, а также список потенциальных мужей. После этого она сможет сосредоточиться на своих целях и выбросить из головы всех, кто препятствует их достижению. Возможно даже, ей удалось бы связать свое приключение с каким-то мужчиной, который мог бы оказаться наилучшей кандидатурой на роль будущего супруга.
Она достала лист бумаги и обмакнула перо в чернильницу. «Первое, – аккуратно пометила она. – Приобрести более смелый, более «откровенный» гардероб, соответствующий тому, какой я себя ощущаю».
Начало положено, решила Элинор. Можно было бы даже не включать этот пункт, поскольку к этому времени у нее уже имелось не менее дюжины платьев от мадам Констанцы, даже если не считать разорванного на куски красного.
«Второе – продолжила она. – Разговаривать со всеми, будь то мужчина и женщина, с кем захочу, а не только с теми, кого предварительно одобрит мое семейство».