Грех
Шрифт:
– - Познакомь.
Нинка, подметая, поймаламаслянистый взгляд, увиделазелененькую с Лениным.
– - Нин!
– - как раз высунулась из-запарикмахерских кулис немолодая уборщица.
– - К телефону.
– - А чо эт' навокзале?
– - спрашивалаНинкадалекую, натом конце провода, подругу в служебном закутке с переполненными пепельницами, электрочайником, немытыми стаканами и блюдцами.
– - Ну, ты выискиваешь! Бабулька, конечно, ругаться будетю
С той стороны, надо думать, понеслись уговоры, которые Нинкапрерваладостаточно резко:
– - Хватит! Я девушкачестная.
– - ав дверях стояли, наблюдая-слушая, восточный клиент и повисшая нанем давешняя мастерицас грудями.
– - Ашотик, -- жеманно, сахарным сиропом истекая, сказаламастерица, едваНинкаположилатрубку, -- приглашает нас с тобой поужинать.
– - Этот, что ли, Ашотик?
– - не без вызовакивнулаНинканачернявого.
– - А, может, не нас с тобой, аменя одну?
– - Можно и одну, -- стряхнул Ашотик с руки мастерицу.
– - Только поужинать?
– - Зачем только?!
– - возмутился клиент.
– - Совсем не только!
– - А я не люблю черных, -- выдалаНинка, выдержав паузу.
– - Терпеть не могу. Воняют, как ф-фавёныю
Хоть и не понял, кто такие таинственные эти фавёны, Ашотик помрачнел -глазаналились, зубы стиснулись -- отбросил мастерицу, сновананем висевшую, сделал к Нинке шаг и коротко, умело ударил по щеке, пробормотал что-то гортанное, вышел.
– - Ф-фавён!
– - бросилаНинкавдогонку, закрылаглазанаминуточку, выдохнулаглубоко-глубоко. И принялась набирать телефонный номер.
Мастерица, хоть и скрывалаизо всех сил, быладовольна:
– - Ох, и дураже ты! Знаешь, сколько у него бабок?
– - А я не проститутка, -- отозвалась Нинка, не прерывая набора.
– - А я, выходит, проститутка?
Нинкапожалаплечами, и тут как раз ответили.
– - Бабуля, солнышко! Ты не сердись, пожалуйста: я сегодня у Верки заночую.
Бабуля все-таки рассердилась: Нинкастрадальчески слушаланесколько секунд, потом сказалас обезоруживающей улыбкою:
– - Ну бабу-у-ля! Я тебя умоляю!
– - и положилатрубку.
– - А ты, -- дождалась мастерицамоментаоставить последнее слово засобой, -аты, выходит -- целочка!
Темно-сиреневая вечерняя площадь у трех вокзалов кишеланародом. Нинкавынырнулаиз метро и остановилась, осматриваясь, выискивая подругу, атауже махаларукою.
– - Привет.
– - Привет, -- заглянулаНинкав тяжелый подругин пакет, полный материалом для скромного закусона: картошечка, зелень, яблоки, круг тощей колбасы.
– - И ты же их еще кормишь!
– - По справедливости!
– - слегкаобиделась страшненькая подруга.
– - Их выпивка -- нашазакуска. Водказнаешь сколько сейчас стоит?
– - А что с меня?
– - хоть Нинкаи полезлав сумочку, авопрос задалакак-то с подвохом, и подругаподвох заметила, решилане рисковать:
– - Даты чо?! Нисколько, нисколько, -- и для подтверждения своих слов даже подпихнуланинкину руку с кошельком назад в сумочку.
– - Понятненькою
– - Только, Нинка, этою слышишью Ты рыжего, ладно? Не трогай. Идет?! Ну, который в тельнике.
Нинкаулыбнулась.
– - А где жю женихи-то?
– - Забилетами пошли. Давоню -- кивнулаподруга, амы, не больно интересуясь тонкостями
– - В семнадцать часов двадцать четыре минут от шестой платформы отправится электропоезд до Загорска. Остановки: Москва-третья, Северянин, Мытищи, Пушкино, далее -- по всем пунктамю
Пропустим, как все там у них происходило, ибо, проводив явившуюся напороге сортира, слегкапокачивающуюся Нинку полутемным, длиннючим, с обеих сторон дверьми обставленным коридором общаги, окажемся в комнате парней и легко, автоматически, безошибочно и уж, конечно, не без тошноты восстановим сюжет по мизансцене: наодной из кроватей, пыхтя и повизгивая, трудятся подругаи снявший тельник рыжий в тельнике, априятель его, уткнув голову в объедки-опивки, спит занечистым столом праведным сном Ноя.
Нинкапытается разбудить приятеля: спервапо-человечески и даже, что ли, с нежностью:
– - Э! Слышь! Трахаться-то будем? Трахаться, спрашиваю, будем? Лапал, лапал, заводилю -- но постепенно трезвея, злея, остервеняясь: -- Ты! Ф-фавён! Пьянь подзаборная! Ты зачем меня сюдапритащил, а?!
– - колотит по щекам, приподнимает заволосы и со стуком бросает голову женихаin statu quo, получая в ответ одно мычание, -- все это под аккомпанемент застенных магнитофонных шлягеров, кроватного скрипа, стонов, хрипов -- и, наконец, отчаявшись, вздернутая, обиженная, хватает плащик, сумочку, распахивает дверь.
– - Ниню куда?!
– - отвлекается от сладкого занятия подруга.
– - Чо, чокнулась? Времени-то! Ночевалабю
– - Ага, -- гостеприимно подтверждает рыжий в тельнике, налоктях приподнявшись над подругою.
– - Он к утру отойдетю
юНо Нинка, не слушая -- коридором, лестницею, мимо сонной вахтерши, -вон, наулицу, в неизвестный городок, и мчится назвук проходящего невдали поездапод редкими фонарями по грязи весенней российской, по лужам, матерится сквозь зубы, каблучки поцокивают, и в узком непроезжем проулке натыкается нарасставившего страшно-игривые руки пьяного мордоворота.
Нинкаосекается, поворачивает назад, спотыкается о кирпичную половинку, но, вместо того, чтобы, встав, бежать дальше, хватает ее, поднимает над головою:
– - Пошел прочь -- убью! Ф-фавён вонючий!
– - и мордоворот отступает, видит по глазам нинкиным, что и впрямь -- убьет.
– - Е..нутая, -- вертит пальцем у виска, когдаНинкаскрывается заповоротомю
Ни мента, ни дежурного, пожилая только какая-то парочканервно пританцовывает накраю платформы, ежесекундными взглядами в черноту торопя электричку. Нинка, вымазанная, замерзшая, сидит скрючившись, поджав ноги, сфокусировав глазанабесконечность, наполуполоманной скамейке.