Грехи молодости, или Расплата за прошлую жизнь (Женские игры, или Мое бурное прошлое)
Шрифт:
— Отчего же не представляю, — пробубнила я в ответ. — Очень даже представляю.
«Влипла ты, Ритка, — стучала в голове мысль. — Случайно познакомилась, случайно трахнулась и так же случайно вышла замуж… Кому ты доверила свою жизнь…»
Молча я подошла к Алексею, выхватила у него бумаги из рук, положила их в секретер и демонстративно закрыла его на ключ. А затем принялась одеваться. Единственное, что мне хотелось, — поскорее уйти из дома. Все равно куда, лишь бы побыть одной.
Я надела облегающее черное платье, подошла к зеркалу и стала причесываться. Алексей стоял рядом и, набычившись, смотрел на меня.
— И куда это ты собралась?
— Какая тебе разница? Ты бы хоть «хозяйство» свое прикрыл. Ну что за дурацкая манера ходить по квартире в чем мать родила!
— Я у себя дома и буду ходить так, как считаю нужным. Мне нечего стесняться, Маргарита.
— Не забывай, что ты не один в квартире!
— А ты моя жена. Так что потерпишь.
Даже
— Не советую тебе зарываться, муженек! Это моя квартира, а не твоя. У тебя есть свое жилье. Вот там и расхаживай голяком.
Схватив подвернувшуюся ему под руку шаль, Алексей завернулся в нее и миролюбиво улыбнулся:
— Ритуля, я давно хотел поговорить с тобой на эту тему. Надеюсь, ты меня пропишешь у себя…
— Как это «пропишешь»? — От изумления я уронила расческу.
— Ну, жены часто прописывают своих мужей. Я не вижу в этом ничего особенного.
— Но ведь у тебя есть жилье!
— Видишь ли, Рита, я забыл предупредить тебя, что оно съемное. К сожалению, у меня нет жилья. Я купил себе московскую прописку. В общаге… При каком-то заводе… Это не солидно. А теперь мне нужно сделать нормальную прописку. Дорогая, это не займет много времени. Ты напишешь заявление и отнесешь его в паспортный стол. Вот и все.
— Да иди ты! — сказала я, схватила сумку и выскочила из квартиры.
Это ж надо было так влипнуть! Да такого наглеца, как мой драгоценный супруг, еще поискать нужно!
На первом этаже я вышла из лифта и остановилась, чтобы достать из сумочки ключи. В дырочках почтового ящика что-то белело. Газет я не выписываю, надоедливых разносчиков рекламы гоняет наша консьержка баба Люся. Может, письмо?
Сзади послышались шаги. Я оглянулась — никого… Стало неприятно. Да надо бы зайти в аптеку, купить купить валерьяночки! Может быть, спускающаяся по лестнице старушка остановилась передохнуть, а я с ума схожу?
В почтовом ящике действительно оказалось письмо. Я повертела конверт в руках и с удивлением прочитала обратный адрес: «Горлов тупик, дом 18». В графе «От кого» ничего не говорящая фамилия: Сидоренко Е. А. На обороте, в самом низу, явно сделанная впопыхах надпись: «Рите от Оксаны». Неужели от Ксанки?
На лестнице опять послышались чьи-то шаги. Я опять оглянулась и опять никого не заметила. На бабушку с сумкой, пожалуй, не похоже. К тому же бабушка поедет на лифте, зачем ей спускаться пешком?
Не распечатывая конверт, я сунула его в карман, громко хлопнув дверью, вышла из подъезда и поехала куда глаза глядят, а точнее — в ближайший бар, читать послание.
Я расположилась за столиком у окошка. В сумке мелодично затрезвонил мобильник. Звонок из дома.
— Слушаю.
— Риточка, не задерживайся, дорогая, приезжай скорей. Сегодня выходной как-никак. Как ты посмотришь на то, чтобы поужинать в японском ресторане?
— Отрицательно. У меня уже изжога от японской кухни.
— Скажи, неужели ты всерьез на меня обиделась?
— Я уже не в том возрасте, чтобы всерьез обижаться.
— Рита, пойми, я твой друг. И я хочу найти с тобой взаимопонимание. Ты знаешь, что я сейчас сделал?
— В очередной раз проверил мои бухгалтерские книги.
— Нет, дорогая, я посчитал, сколько у тебя трусов.
— Что?!
— Я посчитал, сколько у тебя трусов. Риточка, но это же ненормально. Как выяснилось, у тебя пятьдесят семь штук! Зачем тебе столько? А сейчас я собираюсь пересчитать твои сапоги. Боже, я уже представляю это число! В общем, дорогая, больше никаких покупок. Будешь донашивать то, что имеешь. Кстати, некоторые твои вещи можно продать и отложить вырученные деньги.
Услышав это, я просто чудом не слетела со стула.
— Вот что, придурок однотрусовый, — с презрением процедила я. — Слушай меня внимательно. Если ты будешь шарить в моих шкафах…
— В наших шкафах, — перебил меня Алексей. — И не шарить, а производить ревизию.
— В моих шкафах, — повторила я и закончила: — то мне придется взять плоскогубцы и повыдергивать тебе ногти вместе с пальцами. Понял?!
— А я забью тебя до смерти, если ты и впредь будешь разговаривать со мной в таком непозволительном тоне. Когда я решил связать с тобой свою судьбу, я и не думал, что ты такая идиотка. Я просто хочу тебе помочь вылезти из дерьма, в которое ты попала по собственному недомыслию.
— И в какое же дерьмо я попала?
— В обыкновенное. Во-первых, ты ничего не смыслишь в бизнесе. Во-вторых, тебя постоянно обманывают. А в-третьих, ты не умеешь правильно расходовать деньги. Но я готов, Рита, все исправить. Я буду служить тебе верой и правдой. Я буду заботиться о тебе, и вскоре ты станешь самой счастливой женщиной на свете. Доверься мне, дорогая, и у тебя никогда больше не будет финансовых проблем…
Не выдержав, я отключила мобильник и бросила его в сумочку. Ну, идиот! Я заказала кофе и распечатала наконец письмо. Полудетские Ксюшины каракули заставили меня улыбнуться. А все-таки здорово мы тогда повеселились…
Ритка, привет!
Ужасно скучаю без тебя. Адрес твой узнала чудом. Одна девочка подсказала — она у тебя работала несколько месяцев назад. Оказывается, ты у нас важная персона. Но это не главное. Главное, что ты никогда не кичишься своей должностью. Молодец! Несколько слов о себе. Кукую по-прежнему в СИЗО. Боюсь, что застряла здесь надолго. До суда — как до конца света. Увы, правосудие не любит торопиться. Народу в камере уйма. Есть и бомжихи, от которых разит по-страшному, есть и такие, как ты, вполне респектабельные дамочки. Спим вповалку, бывают дни, когда приходится очередь на нары занимать. И все же, говорят, здесь лучше, чем на зоне. Если заболеешь, то положат в местный лазаретик без особых проблем. В одну палату с туберкулезницей. Вот так-то, моя дорогая подружка… Лесбиянок тут, Ритка, немерено. Ночью надо держать ухо востро — того и гляди в трусики залезут. Но меня пугает даже не это, а полнейшая неизвестность.
Интересно, сколько лет мне дадут… Наверное, много, ведь я убийца, хотя и не считаю себя таковой… Если честно, Ритусик, я здесь постоянно плачу. Сказал бы мне кто раньше, что я сюда попаду, я бы сочла это за дурную шутку. Но теперь…
Правду говорят люди: от сумы да от тюрьмы не зарекайся… Почти каждую ночь, подружка, я здесь вижу сны. Сегодня вот мама приснилась. Уложили мы с ней спать моего ребеночка и сели пить зеленый чай. А где чай, там и сплетни. Мы с ней так часто сидели. Болтали о том и о сем… Ох и счастливая же я была совсем недавно… А теперь у меня клеймо будет на всю жизнь: зэчка. Знаешь, как это страшно. Даже на свободе я буду чувствовать себя человеком второго сорта. Нормальные люди от меня шарахаться будут. И кто только эти СИЗО придумал? Ведь в подобных учреждениях человека не исправляют, а только озлобляют, заставляют его ненавидеть весь мир… А как ты думаешь, Ритка, мама меня простит? Наверное, да. Родители всегда прощают своих детей. На то они и родители. В этой жизни любой может оступиться. Тревожит другое: простит ли меня мой ребенок, когда вырастет? Сможет ли он меня понять?.. Ритка, а я тебе, между прочим, завидую черной завистью. Ты можешь свободно ходить по улицам, дышать свежим воздухом, покупать мороженое, пить виски.
Это так здорово! Я бы сейчас за глоток хорошего виски полжизни отдала… А до СИЗО, Ритусик, я очень любила одиночество. Но тут об этом приходится только мечтать. Семьдесят человек в камере — сама подумай… И еще мне стало казаться, что я деградирую. Ведь тут, как на необитаемом острове. Никаких новостей. Если бог есть, он обязательно сделает так, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Долго я не протяну. От отчаяния хочется наложить на себя руки. Но я не сделаю этого — ведь у меня маленький ребенок. Ума не приложу, как он там без меня. Иногда я закрываю глаза и представляю, как глажу его по головке, говорю ласковые слова. Мало того, что отца нет, так еще и матери лишили. Боже мой, впереди столько праздников… Новый год, Рождество, день рождения… Страшно встречать их здесь, очень страшно.
Мне еще никогда в жизни не доводилось видеть столько грустных женских глаз… Каждая из нас переживает свою боль в одиночку. Даже самые отпетые, а здесь таких много. Днем они издеваются над теми, кто послабее, а по ночам плачут в подушку. Я потихоньку учусь здесь быть сильной, Ритка. Стараюсь в обиду себя не давать. Драться вот и то научилась… А еще я мечтаю о том, чтобы сходить в церковь и заказать молебен за здравие мамы и дочки. Да и просто у иконы Матери Божьей постоять. Прикоснуться к ней губами. Я эту икону очень люблю. Могу на нее часами смотреть.
Богородица такая красивая, а самое главное — чистая… Риточка, то, что я проституткой работала, я и не пытаюсь скрывать. Думаешь, мне стыдно? Да нисколечко! Это пусть нашему государству будет стыдно, что оно таких вот, как я, несчастных матерей-одиночек, вынуждает на панель выходить, что у нас детские деньги нужно с боем выколачивать, а когда их получишь, даже не знаешь, плакать или смеяться, потому что на один поход в магазин и то не хватит. А с мужа моего бывшего как с гуся вода.
Это раньше, в советские времена, мужика за неуплату алиментов могли и в тюрьму посадить, а теперь до этого нет никому дела. У меня ребенок сильно болеет, понимаешь? С рождения самого.
А сейчас лекарства таких денег стоят, что лучше вообще не болеть, а сдохнуть сразу, и чтобы не мучиться. Куда я только не устраивалась на работу, Ритусик, но везде такая зарплата… Депутатам бы такую… Если ты думаешь, Ритка, что я ищу себе оправдания, то это вовсе не так! Я того китайца и в самом деле любила. Так любила, что до сих пор в жар бросает. Любить можно кого угодно, даже китайца, поверь мне! А почему убила? Может, и вправду говорят, что от любви до ненависти один шаг. И еще, Ритулька, послушай доброго совета.
Береги свои чувства, не растрачивай их попусту. И эмоции не распыляй. Грохнешь кого-нибудь в состоянии аффекта, а потом будешь жалеть всю жизнь. Пусть уж дышат кобели.
Ну вот, наверное, и все. Спасибо, что дочитала до конца. Письмо тебе отправит добрый человек. А вообще нам писать не разрешают.