Грехи волка
Шрифт:
В дверях появилась самая ненавистная Эстер надзирательница с тусклыми волосами, собранными на макушке в такой тугой пучок, что кожа вокруг ее глаз заметно натянулась. Лицо ее было почти лишено выражения, и только в уголках рта таилось презрение и одновременно – удовлетворение тем, что его можно безнаказанно демонстрировать.
– Вставай, Лэттерли! – приказала тюремщица. – К тебе пришли, – сердито и вместе с тем удивленно объявила она. – Твое счастье. Пользуйся пока. После суда к тебе уже не станут то и дело таскаться.
– После
Надзирательница вскинула брови:
– Ты что, воображаешь, что отправишься домой? Как же, жди! Тебя повесят, красотка, за нежную белую шейку, и ты будешь болтаться в петле, пока не умрешь. Тогда уж никто не придет к тебе на свидание!
Сиделка пристально поглядела на нее.
– Мне приходилось видеть слишком много людей, которых повесили, а потом признали невиновными, чтобы я стала с вами спорить, – внятно проговорила она. – Только вас это не волнует. Вам просто хочется, чтобы кого-нибудь повесили, а до истины вам нет дела.
Лицо женщины налилось кровью, а мышцы ее толстой шеи напряглись. Она шагнула вперед:
– Заткнись, Лэттерли, или я тебе покажу! Не забывай, что здесь распоряжаюсь я, а не ты! Тут я хозяйка, и в твоих интересах, чтобы в последнюю минуту я была на твоей стороне! Многие тут строят из себя храбрецов – но только до тех пор, пока дело не запахнет петле-й.
– После месяца жизни здесь петля может показаться не худшим выходом, – с горечью отозвалась Эстер, но внутри у нее все сжалось. – Кто этот посетитель?
Ей очень хотелось, чтобы это оказался Рэтбоун. Он был ее спасительной соломинкой, ее надеждой. Ее дважды навещала Калландра, но встречи с ней почему-то очень взволновали медсестру. Возможно, причина была в излишней возбудимости леди Дэвьет, чересчур сильно выражавшей свое сочувствие. После ее ухода мисс Лэттерли еще острее ощутила одиночество. Ей понадобились все душевные силы, чтобы не разрыдаться. Справиться с собой помогла мысль о презрении и об удовлетворении, которое испытает надзирательница, если надумает вернуться в ее камеру.
Но за широкой спиной смотрительницы девушка увидела не Оливера, а собственного брата Чарльза. Он был бледен и вид имел совершенно несчастный.
Внезапно мисс Лэттерли захлестнуло воспоминание. Она с полной отчетливостью увидела лицо брата в день своего возвращения из Крыма после смерти родителей. Тогда встречавший ее дома Чарльз должен был посвятить сестру во все подробности происшедшей трагедии и рассказать не только о самоубийстве отца, но и о том, что несчастье очень быстро свело в могилу их мать, а также о постигшем их финансовом крахе. Сейчас у него был такой же растерянный и взволнованный вид. Все его переживания были настолько очевидны, что при виде его Эстер вновь почувствовала себя, как в детстве.
Чарльз, вошедший следом за надзирательницей, поискал глазами сестру. Девушка, подчиняясь
– Как поживаешь? – хрипло спросил Лэттерли.
Эстер хотела откровенно пожаловаться на одиночество и страх, но, увидев измученное лицо брата с покрасневшими глазами и сознавая, что он все равно не в состоянии помочь ей, а только будет страдать от собственного бессилия, поняла, что об этом не может быть и речи.
– Прекрасно, – ответила она спокойным, ровным голосом. – Нельзя сказать, чтобы здесь было приятно, но мне приходилось выдерживать вещи и похуже.
Весь облик мужчины выразил облегчение, и с лица его сбежало напряженное выражение. Ему очень хотелось верить заключенной, и он предпочел не уточнять, что она имеет в виду.
– Ну да, – согласился он, – конечно, приходилось. Ты – удивительная женщина.
Надзирательница, задержавшаяся, чтобы объяснить Чарльзу, как вызвать ее, когда придет время, почувствовала себя лишней и, не говоря ни слова, вышла, хлопнув дверью.
Вздрогнув от этого звука, мистер Лэттерли обернулся и уперся взглядом в гладкую железную преграду, не имеющую изнутри даже дверной ручки.
– Все нормально, – поспешно проговорила Эстер, – она вернется, когда истечет время свидания.
Чарльз поднял на нее глаза, безуспешно пытаясь улыбнуться:
– Кормят тебя прилично? Ты не мерзнешь? Кажется, здесь довольно холодно…
– Да нет, – солгала девушка. – И потом, это неважно. Очень многие всегда живут не лучше.
Ее брат мучительно искал слова. Вежливая беседа в этих условиях была бы слишком нелепа, и к тому же он был в совершенном ужасе от случившегося.
Мисс Лэттерли пришлось взять инициативу в свои руки. Иначе свидание закончится, а они так и не успеют сказать друг другу то, что в самом деле важно.
– Монк поехал в Эдинбург, чтобы узнать, что же в действительности произошло, – начала она.
– Монк? Ах да, тот полицейский, с которым ты… знакома. Ты полагаешь… – Чарльз умолк, в последний момент решив не говорить того, что собирался сказать.
– Да, – договорила медсестра за него. – Думаю, он сможет выяснить правду не хуже, чем кто-либо другой. Если не лучше. Его не обманешь, и он знает, что я никого не убивала. Он будет расспрашивать, наблюдать и размышлять, пока не обнаружит, кто же это сделал. – Выразив эту мысль в словах, Эстер сама испытала облегчение. Это было сказано, чтобы убедить Чарльза, но одновременно подбодрило и ее.