Грехи волка

Перри Энн

– Спасибо, вы очень добры, – дрожащим голосом произнесла Гризельда.

Монк глядел на свидетельницу, размышляя о том, насколько не похожа она на своих сестер. У нее нет ни мужества, свойственного остальным, ни их пылкого характера. Как со спутницей жизни с ней, вероятно, легче: она не столь требовательна, меньше испытывает терпение и снисходительность мужа. Она нерешительна, боязлива и склонна жалеть себя в такой мере, какую Уна сочла бы недопустимой.

Или все это – игра, маска, избранная в надежде произвести впечатление на суд? Знает

ли миссис Мердок, кто убил ее мать? Не сговорились ли все они, пусть даже под влиянием минутного безумия, прикончить Мэри Фэррелайн?

Нет, это абсурд. Что за чушь лезет ему в голову!

Гризельда описывала Гильфетеру, как она, распаковав чемоданы Мэри, нашла ее вещи и список и таким образом обнаружила пропажу жемчужной броши.

– Понятно, – глубокомысленно кивнул обвинитель. – А вы считали, что брошь должна быть там?

– Разумеется. Ведь она значилась в списке.

– И как вы поступили, миссис Мердок?

– Я рассказала мужу. Сказала, что броши там нет, и попросила у него совета.

– И что же он посоветовал вам сделать?

– Прежде всего, конечно, еще раз как следует поискать, перебрав все вещи. Но брошки там явно не было.

– Так. Теперь мы знаем, что она была у мисс Лэттерли. Это неоспоримо. Что было дальше?

– Так вот, Коннел, то есть мистер Мердок, решил, что ее украли, и он… – Гризельда всхлипнула, и понадобилось некоторое время, прежде чем она взяла себя в руки. Зал ждал в почтительном молчании.

– Да? – ободряюще подсказал ей Гильфетер.

– Он сказал, что необходимо вызвать нашего доктора, чтобы проверить правильность заключения о причине маминой смерти.

– Понятно. И вы так и поступили?

– Да.

– И кого же вы вызвали, миссис Мердок?

– Доктора Орморода с улицы Слингсби.

– Понятно. Благодарю вас. – С обезоруживающей улыбкой обвинитель обернулся к своему оппоненту. – Прошу вас, сэр.

– Весьма признателен. – Аргайл отодвинул кресло и встал. – Миссис Мердок…

Гризельда настороженно взглянула на него, заранее уверенная в его откровенной недоброжелательности:

– Да, сэр?

– У меня вопрос об одежде и вещах вашей матери. Я понял так, что вы распаковали их сами, не поручая это горничной? Полагаю, у вас есть горничная?

– Конечно, есть!

– Однако на этот раз, вероятно, вследствие трагических обстоятельств, вы решили распаковать вещи самостоятельно?

– Да.

– Почему?

По залу пробежал неодобрительный гул.

– П-почему? – Молодая женщина пришла в замешательство. – Я не понимаю.

– Ну да, миссис Мердок, – мрачно подтвердил Джеймс, сохраняя спокойствие под взорами всех присутствующих. – Почему вы распаковали багаж вашей матери?

– Я… Мне не хотелось, чтобы это делала горничная, – сдавленно проговорила Гризельда. – У нее… Ей… – Она умолкла, сознавая, что теряет сочувствие зала.

– Нет, мадам, вы меня не поняли, – очень внятно проговорил адвокат. – Я не спрашиваю, почему вы не поручили это горничной.

Это всем нам вполне понятно, и каждый из нас на вашем месте, вероятно, испытывал бы те же чувства. Я имел в виду, почему вы вообще решили их распаковать. Почему не оставили их в удобном для отправления обратно в Эдинбург виде? Ведь было трагически ясно, что они ей в Лондоне уже не понадобятся!

– О! – На бледных щеках миссис Мердок вспыхнули пунцовые пятна.

– Странно, что вы распаковывали их с такой тщательностью в тот момент, когда это было совершенно бессмысленно! Я бы на вашем месте не стал этого делать, а оставил их уложенными, готовыми к отправке. – Теперь голос Аргайла напоминал урчание отдаленного грома, но каждое его слово звучало предельно четко. – Конечно, если бы не искал в них чего-то.

Гризельда молчала, но теперь ее беспокойство было слишком явным.

Подавшись вперед, Джеймс продолжал с чуть меньшим напором:

– Миссис Мердок, была ли среди перечисленных в списке вещей алмазная брошь?

– Алмазная брошь? Нет. Нет, алмазной броши там не было.

– Вы уверены?

– Да, со… совершенно уверена. Только брошь с серым жемчугом, а еще ожерелье из топазов и аметистов. А пропала только жемчужная брошь.

– Этот список у вас сохранился, миссис Мердок?

– Нет… Не знаю. Я… я не помню, что с ним стало. – Свидетельница сглотнула. – И какая разница?.. Вы же знаете, что брошь была у мисс Лэттерли. Ее нашли среди ее вещей.

– Нет, миссис Мердок, – поправил ее Аргайл. – Это неправда. Полиция обнаружила ее в доме леди Калландры Дэвьет, которой мисс Лэттерли, найдя брошь, передала ее с целью возвратить в Эдинбург. Она сообщила об этом своему поверенному, прося его совета.

Теперь Гризельда выглядела смущенной и явно встревоженной:

– Этого я не знала. Мне известно лишь, что брошь исчезла из маминого багажа и оказалась у мисс Лэттерли. Не понимаю, что еще вам от меня нужно!

– Мне от вас ничего не нужно, мадам. Вы любезно ответили на мои вопросы, причем с большой откровенностью. – Сарказм в словах юриста звучал едва заметно, но сомнение уже было посеяно. Этого достаточно. Теперь каждый наверняка задумается, с чего это Гризельда копалась в вещах своей матери, и многим покажется, что ответ им известен, причем весьма для нее нелестный. В солидарности семейства появилась первая трещина, и впервые возникло недоверие или подозрение, что здесь не обошлось без корысти.

Аргайл с удовлетворенным видом опустился на мест-о.

Сидевший позади него Рэтбоун чувствовал себя так, словно огонь их противников был наконец встречен ответным залпом. Джеймс попал в цель, но нанесенные им раны были неопасны, что прекрасно понимал и Гильфетер. Однако толпа увидела кровь, и в воздухе вновь запахло порохом.

К концу дня для дачи показаний была приглашена горничная Мэри Фэррелайн, тихая грустная женщина, вся в черном и без всяких украшений – даже тех, что позволял траур.