Греховный соблазн
Шрифт:
На следующее утро по дороге на вокзал князь, утомленный ночными похождениями, держался сухо и отчужденно. Кристина старалась забиться в самый утолок кареты, чтобы ненароком не коснуться мужа. Но он почти не замечал ее, время от времени клюя носом в уголке противоположного сиденья, и когда они прибыли на место, Кристина поспешно вышла и направилась к поезду. Только бы не видеть мужа!
Оставалось надеяться, что путешествие не займет много времени.
Однако за ней неотступно следовали двое: должно быть, Ганс не желал рисковать.
— Цветы, миледи? Десять пенсов за фиалки! — окликнула ее молоденькая цветочница. Кристина обернулась к ней. До чего же очаровательная девочка, несмотря на поношенное платье, явно с чужого плеча. И когда цветочница протянула ей букетик, Кристина сунула в маленькую ладонь гинею.
— У меня сдачи нет, мэм.
— Не нужно, дитя мое. Это все для тебя.
Кристина поднесла букет к носу, вдыхая нежный аромат.
— Посмотрите на обертку, — неожиданно прошептала девочка и, отвернувшись, звонко выкрикнула: — Десять пенсов за фиалки! Свежие фиалки!
Сердце Кристины тревожно забилось, но она поспешно отошла, боясь привлечь внимание к себе и девочке. Она украдкой огляделась, но не заметила ничего необычного. А в душе уже бурлила радость. Он здесь! Здесь!
Куда девались тоска и усталость после долгой бессонной ночи! А что, если его рука касалась этих фиалок? Да, конечно, ведь цветочница намекнула на записку…
Кристина, улыбаясь, прижала к щеке бархатистые лепестки.
Наблюдавший за ней Макс словно ощутил прикосновение ее губ, и у него отлегло от сердца. Скоро она вернется к нему!
Ганс немедленно отправился в спальню их личного вагона, а Кристина, облегченно вздохнув, пошла к себе, заперла дверь и только тогда развязала белую ленточку, прижимавшую к стебелькам крошечный листочек бумаги. Расправив его, она прочла несколько слов, написанных уверенным размашистым почерком.
«Привезу свой рождественский подарок сам. Моя любовь и тысяча поцелуев. Макс».
Он не должен! Ей следует отговорить его! Такая безоглядная дерзость опасна!
Но мысль о новом свидании придала ей сил. Она чувствовала только лихорадочное, радостное возбуждение.
Если они увидятся на Рождество, значит, год будет счастливым.
И она в самом деле поверит в чудеса.
Когда они добрались до замка Цейс, выяснилось, что мальчики уже приехали на каникулы. Обнимая их и слушая взволнованный рассказ о волке, повстречавшемся им по пути со станции, Кристина понимала, что ее место здесь. Дети нуждаются в ней, а она — в них. Они связаны нерасторжимыми узами, более крепкими, чем в других семьях, где отцы любят детей. А в девять и одиннадцать лет они еще слишком малы, чтобы обойтись без материнской ласки.
Этим вечером она засиделась с детьми допоздна, расспрашивая о школе, друзьях и играх, любимых и нелюбимых учителях и предметах. В этом году они начали заниматься фехтованием — грустное напоминание о том, как быстро
— Не хочу, чтобы вы приезжали домой, разукрашенные шрамами, — шутила она.
— Это уже позже, мама, в университете, когда вступим в клубы дуэлянтов… станем буршами.
— Пожалуйста… Фриц… даже тогда.
— Но, мама, тут ничего не поделать, — серьезно заметил Ганс-младший, которого, однако, все звали Джонни. — Шрам — знак доблести. Даже император одобряет дуэли.
— И очень жаль, — вздохнула Кристина.
Два года назад император одним махом уничтожил многолетние старания запретить дуэли в Германии, превознося клубы дуэлянтов как «дающие лучшее образование, которое только может получить молодой человек на всю будущую жизнь».
— Мама, это всего лишь шрам. Еще никто не погиб на дуэли, — попытался утешить ее Фриц. — А Джонни уже лучший в своем классе. И герр Андерс говорит, что, если я буду лучше работать запястьем, через два года его догоню.
Время не стоит на месте…
Кристина снова вздохнула, рассеянно слушая, как дети сравнивают приемы фехтования и оружейных мастеров. Через несколько лет они станут студентами, а она будет одиноко пить свой шоколад долгими зимними вечерами. Ужасная мысль. Бог знает, где будет носить Ганса. Даже сегодня, впервые встретившись с детьми после долгой разлуки, он не нашел для них добрых слов и, пожурив за шумливость и чрезмерную резвость, удалился в свои покои.
— Скажите, чего бы вам больше всего хотелось на Рождество? — перебила она, пытаясь еще немного удержать при себе детей и не желая думать о своем будущем тоскливом существовании. — Надеюсь, вы еще не слишком взрослые для игрушек?
— Только не я! — взвизгнул Фриц. — Хочу новые вагоны к моему поезду, и микроскоп побольше, и еще химический набор для опытов, с такими штуками, которые взрываются!
— При условии, что все свои опыты ты станешь проводить под надзором взрослых, — с улыбкой предупредила Кристина. Прошлым летом Фриц, чересчур увлекавшийся химией, поджег сарай для садового инвентаря. — А ты, Джонни? Тебе игрушки уже не интересны? Или еще осталось то, чего бы ты хотел?
Мальчик немного подумал.
— Новую удочку, для ловли лососей в Шотландии. Тетя Шарлотта пообещала, что летом мы целый месяц проведем в их рыбачьем домике! А у Чарлза и Эдварда лучшие удочки, от Осборна.
Кристина уже все купила, но сейчас с деланной озабоченностью заметила:
— Не уверена, что мы сможем найти такие же удочки, как у твоих кузенов, за столь короткий срок.
— Не важно, мама. Ты всегда даришь нам чудесные подарки!
Старший сын изъяснялся с рассудительной учтивостью, неизменно печалившей Кристину. Мальчик словно боялся быть естественным. Может, он вел бы себя по-другому, будь ее брак счастливым? К счастью, Фриц пока еще не замечал душной атмосферы, пропитанной взаимной неприязнью, но его брат прекрасно видел, что творится в доме.