Грешница

Евдокимов Николай Семенович

Однажды Ксения осталась на ночное дежурство. С ней должна была дежурить Петровна, но два дня назад она попала под сильный дождь и простудилась. Ксения недолюбливала Петровну за ее дурашливость, за частушки, но вот заболела она - и что-то изменилось на ферме. Все вроде так же, но не так.

Ксения сидела в красном уголке, смотрела в окно. Перед окном трясло ветвями единственное во дворе фермы дерево - молодой и сильный дубок. Лил дождь, он зло топал по крыше, стучал в стекло и со свистом, будто кнутом, стегал землю. С дубка, пересекая окно, стремительно падали черные

листья.

Был уже первый час. Ксения задремала на скамейке и вдруг услышала, как скрипнула дверь. Она открыла глаза и увидела Алексея. Ксения не удивилась и не испугалась.

– Зачем пришел?
– спросила она.

Алексей снял плащ, стряхнул его и повесил на гвоздь у двери.

– Сама знаешь, - ответил он и стал щепкой счищать грязь с сапог.

Ксения смотрела ему в лицо. Впервые без робости она глядела в его глаза и видела в них и свое счастье и свою тоску. Она верила им и не хотела верить.

– Не надо об этом, - сказала она, посиди, отдохни и иди себе...

Алексей промолчал. Он прошелся по комнате, прочитал плакат на стене: что можно выиграть по лотерее. Усмехнулся - "Вот мотоцикл бы!" - и включил на столе радиоприемник.

– Ой, выключи ты его, - испуганно проговорила Ксения, - не люблю я!

Он выключил. Потом подсел к Ксении и спросил:

– Это правда, Ксень, ты до сих пор в секте пятидесятников состоишь?

Она подобралась вся, настороженно отодвинулась:

– Ты ж безбожник, зачем тебе знать: насмехаться?

– Нет, - сказал он, - мне ведь все про тебя интересно.

Она кивнула головой:

– Да.

Он вздохнул, а Ксению вдруг словно что-то кольнуло в сердце: может быть, именно ей суждено открыть Алексею истину. На щеках ее выступил румянец, глаза стали еще больше, красивее, и Алексей невольно залюбовался ею. Она перехватила его взгляд и стыдливо опустила голову. Но сейчас же опять посмотрела ему в лицо и сказала, прижимая руки к груди, дрожа от волнения:

– Это счастье - верить. Вы безбожники, вы, как слепые котята, ползаете во тьме. Но господь милостив, даже грешных вас примет. Я знаю, ты добрый... У тебя хорошее сердце. И это от бога. Добро всегда от бога. Так не отвергай господа, ищи истину.

Алексей почти испуганно смотрел на нее.

– И как же можно найти эту истину?
– спросил он.

– Читай слово божье, верь, и вера откроет тебе глаза. Только нужно долго молиться и много плакать, чтобы приблизиться к богу.

– Погоди, - сказал Алексей, дотронувшись до ее руки, - погоди, дай передохнуть.

Он встал, отошел к окну, прижался лбом к стеклу. Ксения снова услышала, как буйствуют на воле дождь и ветер.

– Неужто ты это всерьез?
– не оборачиваясь, скорбно спросил Алексей.
– Не могу поверить... Чтоб в наше время...

– Все вы, мирские, на один лад, - с тоской сказала Ксения и закрыла руками лицо.

– Не обижайся, - подсаживаясь к ней, проговорил Алексей, - я ведь понять тебя хочу. Ну ладно, ты нашла истину... И уж коли ты знаешь ее, зачем же боишься нашей правды?

– Почему боюсь? И вашу правду я знаю.

–

А как же люди говорят, что запрещает вам секта книги читать, в кино ходить, радио слушать? Или брешут люди?

Искренность, ласку слышала Ксения в его голосе и уже не сердилась на него.

– Нет, не брешут, - ответила она.
– А зачем нам это? Пойми, ведь святое писание нужно читать, а не книги безбожников.

– Выходит, ты даже в кино никогда не была?
– испуганно воскликнул Алексей.

– Нет.

– Вот это да! А я, дурак, смеялся, когда мне рассказывали, не верил...
– Он говорил почти зло, на щеках у него выступили красные пятна.
– Как же они, сволочи, душу тебе изломали! Очнись! В каком веке живешь, в каком государстве?..

Ксения видела его перекошенное болью лицо и уже не слышала, что он говорил. Обо всем она забыла сейчас - о боге, о грехе, о дьяволе, - обо всем на свете. Она видела только его лицо и знала: сейчас он уйдет. Уйдет навсегда. Алексей встал. И тогда, дрожа от озноба и стыда, Ксения сказала:

– Ну что ж, уходи, уходи, кляни меня...

Запрокинув голову, она смотрела на него Потускневшими от слез глазами. Он нагнулся, поцеловал ее в губы. Ксения уткнулась головой ему в колени и заплакала. Он не утешал ее, молча гладил по волосам. Наконец сказал:

– Навек я тебя полюбил, Ксеня. Знай это... Такая уж у меня профессия шоферская: коли загрузил машину, обязан груз везти до самого конца... И довезу...

– Что ж это будет от нашей любви?
– прошептала Ксения.
– Нельзя мне тебя любить, безбожника. Страшный грех ведь это...

– Ничего, грех где-нибудь по дороге сбросим...

Но только позже, дома, Ксения до конца осознала, что произошло. Со страхом она поняла, что грешна, что отступила от заповеди господней, ибо сказано: "Не любите ни мира, ни того, что в мире". Совесть ее перед отцом и матерью была нечиста, а лгать Ксения не умела. Впервые в жизни она прятала от них глаза. И хотя ни отец, ни мать не могли ничего знать, в каждом их слове, в каждом взгляде ей чудился упрек. Даже вещи в избе кровать, стол, комод, стулья, - даже они словно обличали ее, больно, зло цеплялись за платье. Ксения ходила между ними осторожно, будто по краю пропасти.

Она забралась в дальний конец сада, в густые заросли малинника, и здесь, стоя на коленях на жесткой земле, долго молилась. Она не прощения просила, нет, она объясняла богу свой поступок, торжественно обещала обратить Алексея в свою веру. В этом она видела оправдание своему греху и не раскаивалась в том, что произошло. Теперь Ксения с нетерпением ждала новой встречи с Алексеем. Но прошел день - он не появлялся. Прошел другой - его не было.

Ксения не умела плохо думать о людях, а плохо думать об Алексее просто не могла. Только на мгновение пришла ей мысль: не посмеялся ли он над нею, - но Ксения сейчас же отогнала эту мысль. По вечерам она садилась во дворе на кучу хвороста, смотрела на дорогу. Опускались сумерки, огни зажигались в домах, девушки у клуба заводили частушки, а Ксения все сидела, все смотрела на дорогу.