Грешница
Шрифт:
Она не упрекала Алексея, она размышляла, что могло с ним произойти. Иногда ей казалось, что он не приходит потому, что случилось с ним какое-то несчастье, но сразу же успокаивала себя тем, что о несчастье в Репищах давно бы уже знали.
Наступала ночь. Ксения забиралась на сено и долго еще не могла заснуть, прислушиваясь к каждому шороху на улице. Дармоед устраивался возле нее, уткнувшись холодным влажным носом в ее колени. Для порядка она гнала его, но он лизал ей руки и не уходил. С ним было тепло и не страшно. Он храпел во сне, как усталый
И вот наконец, возвращаясь с фермы домой, Ксения увидела Алексея у мостика через Каменку. Он ждал ее. Она замахала ему рукой, побежала, но у самой реки споткнулась и упала бы, если бы Алексей не поддержал ее.
– Ой, Лешенька!
– сказала она.
– Я будто сто лет тебя не видала. Здравствуй.
Он хотел поцеловать ее, но она загородилась ладонью, вырвалась из его рук и, смеясь, побежала по тропинке в лес.
– Ты знаешь, меня председатель гонял с картошкой на базар в соседнюю область, - сказал Алексей, догнав ее.
– Ты не подумала дурное?
– Зачем же, Леша?
– ответила она.
– Я только боялась, не случилось ли что.
Они шли по лесу, освещенному желтым низким солнцем. Сухие ветки гулко ломались под их ногами. Где-то птица старательно выводила свою песню. Начнет, но потом будто собьется, и снова начнет, и снова будто собьется, и так без конца с терпеливым самозабвением. И, словно позавидовав ее упорству, вскрикнула кукушка и тоже надолго завела свое монотонное, однообразное "ку-ку."
Алексей приостановился, стал считать - "раз-два", - но Ксения прикрыла ему рот рукой.
– Вот глупости, - сказала она, - неужто ты этому веришь?
– А ты?
– Как можно, - Ксения даже засмеялась, - ведь люди это выдумали. Один бог знает нашу судьбу. Может, ты и черной кошки боишься?
Алексей с удивлением смотрел на нее:
– И как все это в тебе уживается?
Ксения вела его в глубь леса по каким-то нехоженым, знакомым, наверно, ей одной тропкам. Внезапно тропка обрывалась, и перед ними открывалась огромная поляна, заросшая высокой, в рост человека, густой травой. Трава качалась на ветру, переливалась на солнце, над поляной стоял тихий ее шелест.
– Красиво, правда?
– спрашивала Ксения.
– Правда, - отвечал Алексей.
Разгребая траву руками, они шли по поляне, будто в лодке плыли, и снова входили в лес. И снова Ксения вела Алексея нехожеными тропками, и снова выводила на поляну еще красивее прежней. Эти поляны были как чудесные двери в новый, еще более прекрасный мир. Ксенин мир, который она никому никогда не открывала, а теперь щедро показывала Алексею. И он понимал это, заразившись ее восторгом.
Они шли вдоль лесного ручья, уже сонно, по-вечернему бормотавшего среди камней. Ксения присела, зачерпнула студеную прозрачную воду и напилась.
– Ой, одуванчик!
– воскликнула она.
– Откуда же он взялся?
Алексей нагнулся, хотел сорвать, но одуванчик сразу же рассыпался под его рукой. А Ксения неожиданно погрустнела.
Обратно
– Ну, что с тобой?
– тревожно спросил Алексей.
– Ничего, Леша. Я просто вспомнила одну сказку.
– Расскажи!
– Расскажу. Жил на свете шофер... Ну, может, и не шофер, а тракторист какой-нибудь... Полюбил он девушку. И она его полюбила. А потом он кинул ее, и девушка очень тосковала. Так тосковала, что ее волосы, а они у нее были золотистые, стали седыми, совсем белыми. И с горя превратилась эта девушка в одуванчик... А тракторист-то, Лешенька, раскаялся потом, и плачет, и ходит, ходит по деревням и полям, ищет свою любовь. Сорвет одуванчик, а он и разлетается у него, вот как у тебя разлетелся...
– Не слышал я такой сказки, - сказал Алексей.
– Я-то тебя не разлюблю. Сама сочинила?
– Может, и сама. Я ведь про каждый цветок свою сказку знаю, ответила Ксения и остановилась, умоляюще глядя на него: - Леша, если ты любишь меня, ты должен и бога полюбить.
Он ничего не ответил, только ласково взял ее за руку. И снова шли они молча.
– Я хочу тебе вопрос задать, - наконец сказал Алексей.
– Ты вот говоришь, что вера вас учит добру, любви к людям, что бог заботится о каждом. Так ведь?
– Так.
– Почему же тогда он требует, чтобы человек страшился его наказания? Есть такое слово "эгоист". Это тот, кто только себя любит, о себе печется... Вот бог - настоящий эгоист, и верующие - эгоисты, они же о себе только и думают, как бы себя спасти.
– Не говори так, - беспомощно сказала Ксения, - нельзя так...
– Безбожнику - ад, а верующему - рай. А вот в газетах писали, школьник один из моря семерых ребят вытащил, а сам утонул. Ему куда? В ад? За добро, за то, что детей спас?
– Не надо, Леша, - сказала Ксения, - ты так говоришь оттого, что не веришь. Ты не сомнения ищи, а веру, и все тогда поймешь.
– У тебя на все один ответ, - горестно вздохнул Алексей.
Уже садились сумерки, когда они вышли из леса. Алексей хотел проводить Ксению, но она испуганно отказалась: люди увидят. Однако, простившись, они не разошлись и опять повернули в лес.
– Ну, иди, Алешенька, - сказала Ксения, - тебе ж далеко до Сосенок.
Алексей привлек ее, поцеловал. Она легонько оттолкнула его и, не оборачиваясь, побежала через сад к деревне.
Она бежала, размахивая из стороны в сторону руками, будто траву косила, и улыбалась, все еще ощущая на губах своих прикосновение Алексеевых губ. "Любит, любит, любит", - она не произносила этого слова, оно звучало и в стуке ее сердца, и в шелесте деревьев, и в шуршании ветра.
Она бежала уже по деревне, вдоль изгородей, мимо изб и удивлялась, чувствуя странную невесомость своего тела.
Домой Ксении идти не хотелось. Однако пойти ей было некуда. Множество знакомых жили в каждой избе, а друзей среди них - никого. Как это страшно - не иметь друзей!