Грешница
Шрифт:
Риццоли уставилась на монитор. Зубчатая линия прорезала экран.
— Разряд на двести!
Все расступились, пропуская медсестру, которая наклонилась к телу с дефибриллятором. Риццоли увидела обнаженные груди Урсулы, кожа была красной и в пятнах. В голову вдруг пришла совершенно нелепая мысль: «Зачем монахине такие большие груди?»
Прошел электрический разряд.
Тело Урсулы дернулось, будто его стянули веревками.
Женщина-полицейский, стоявшая рядом с Риццоли, тихо произнесла:
— У меня дурное предчувствие. Похоже, она не выкарабкается.
Сатклифф снова посмотрел на монитор, потом на Риццоли.
Часом позже в госпиталь приехала Маура. После звонка Риццоли она выскочила из постели, стараясь не разбудить Виктора, который спал на ее подушке, и быстро оделась, даже не приняв душ. Поднимаясь в лифте в отделение реанимации, она ощущала запах Виктора на своей коже, и тело еще ныло после любовной агонии. Она ехала в госпиталь, от нее разило сексом, и мысли были сосредоточены на теплых телах, а не на холодных. На живых, а не на мертвых. Прислонившись к стенке лифта, она закрыла глаза и позволила себе еще немного посмаковать сладкие воспоминания. Растянуть удовольствие.
Когда двери лифта распахнулись, она немного удивилась. Даже отпрянула, увидев двух медсестер, ожидавших, пока она выйдет. И тут же выскочила из кабины, чувствуя, как полыхают щеки. «Интересно, они заметили? — думала она, спеша по коридору. — Конечно, любой увидел бы преступный румянец страсти на моем лице».
Риццоли сидела на диване в комнате ожидания и потягивала кофе из пластикового стаканчика. Когда Маура вошла, Риццоли посмотрела на нее долгим взглядом, как будто тоже обнаружила что-то новое в ее облике. Возможно, румянец на щеках, столь неуместный в эту трагическую ночь, которая вновь свела их.
— Говорят, у нее был сердечный приступ, — сказала Риццоли. — Дело плохо. Она подключена к системе жизнеобеспечения.
— В котором часу был приступ?
— Около часа ночи. Они почти час бились над ней, и в конце концов удалось вернуть сердечный ритм. Но теперь она в коме. Никаких попыток спонтанного дыхания. Зрачки не реагируют на свет. — Она покачала головой. — Думаю, это конец.
— Что говорят врачи?
— Мнения разделились. Доктор Юэнь пока не хочет отключать ее. Но хиппи считает, что мозг уже мертв.
— Ты имеешь в виду доктора Сатклиффа?
— Ну да. Мальчишку с хвостом. Он заказал на утро электроэнцефалограмму, проверить степень активности мозга.
— Если результат окажется отрицательным, трудно будет обосновать необходимость поддержания жизнеобеспечения.
Риццоли кивнула.
— Я так и знала, что ты это скажешь.
— Были свидетели остановки сердца?
— Что?
— Кто-нибудь из медперсонала присутствовал в тот момент, когда остановилось сердце?
Риццоли уже начала раздражаться от вопросов Мауры. Она отставила стакан, капнув кофе на стол.
— Да там целая толпа была. Я, кстати, тоже.
— Что привело к остановке сердца?
— Они сказали, сначала у нее подскочило давление и участился пульс. К тому времени, как я приехала, давление стало падать. А потом сердце остановилось. И все это происходило буквально на глазах.
Они немного помолчали. Телевизор работал, но без звука. Взгляд Риццоли упал на экран как раз во время выпуска новостей Си-эн-эн. Она стала читать бегущую строку. «Служащий в приступе раздражения убивает четырех человек на автозаводе в Северной Каролине… Разлив токсичных веществ в результате крушения поезда в Колорадо…» Казалось, трагические новости сыплются отовсюду. Вот и они, две усталые женщины, с трудом пытаются пережить эту ночь.
Маура присела на диван рядом с Риццоли.
— Как вы, Джейн? Выглядите как выжатый лимон.
— Чувствую себя ужасно. Он как будто выкачивает из меня всю энергию. И мне ничего не остается. — Она залпом допила остатки кофе и швырнула пустой стакан в мусорную корзину. Промахнулась. И молча уставилась на стаканчик, не чувствуя в себе сил даже на то, чтобы встать и поднять его с пола.
— Девочка опознала его, — сказала Риццоли.
— Что?
— Нони. — Она помолчала. — Габриэль поладил с ней. Меня это даже удивило. Я не ожидала, что он может ладить с детьми. Ты ведь знаешь, по его лицу ничего не угадаешь. Он всегда так сдержан. Но он сел рядом с ней и так быстро расположил ее к себе, прямо приручил… — Взгляд Риццоли стал печальным, но она почти сразу же взяла себя в руки и встряхнулась. — Она узнала Говарда Редфилда на фотографии.
— Так это он приходил в Грейстоунз с Джейн Доу?
Риццоли кивнула.
— Они приходили вместе. Пытались пройти в монастырь, чтобы встретиться с ней.
Маура покачала головой.
— Ничего не понимаю. Что общего может быть у этих трех людей?
— На этот вопрос могла бы ответить только Урсула. — Риццоли поднялась и надела пальто. У двери она остановилась, оглянулась на Мауру. — Знаешь, она была в сознании.
— Сестра Урсула?
— Буквально за мгновение до того, как сердце остановилось, она открыла глаза.
— Ты уверена, что она была в сознании? Понимала, что происходит?
— Она сжимала руку медсестры. Она выполняла указания. Но мне так и не удалось поговорить с ней. Я стояла рядом, и она смотрела на меня, перед тем как… — Риццоли осеклась, словно содрогнувшись от мысли, вдруг пришедшей в голову. — Я последняя, кого она видела.
Маура прошла в отделение интенсивной терапии, мимо мониторов с прыгающими на экранах зелеными линиями, мимо медсестер, которые перешептывались, стоя возле боксов. Когда она была врачом-интерном, поздние вызовы в реанимацию всегда были поводами для беспокойства — значит, пациент в критическом состоянии, и от нее требуется принятие срочного решения. Даже спустя годы столь поздний визит в отделение интенсивной терапии заставил ее пульс участиться. Но сегодня ее ожидал не кризис; ей предстояло наблюдать его последствия.
Она застала доктора Сатклиффа возле кровати Урсулы, он что-то записывал в карту. На мгновение кончик пера замер на бумаге, словно доктор затруднялся сформулировать следующее предложение.
— Доктор Сатклифф! — окликнула она. Он обернулся, и Маура заметила, что на его загорелом лице от усталости залегли новые морщинки. — Детектив Риццоли попросила меня подойти к вам. Она сказала, что вы собираетесь отключить систему жизнеобеспечения.
— Вы опять несколько преждевременно, — сказал он. — Доктор Юэнь решил подождать еще день-два. Он хочет сначала изучить ЭЭГ. — Сатклифф опять углубился в свои записи. — Какая ирония судьбы, вы не находите? Ее последним дням на земле посвящены целые страницы. А вся жизнь уместится в один короткий параграф. Есть в этом что-то неправильное. Оскорбительное.