Грешница
Шрифт:
— Не знаю.
— Конечно, они испугались. А вы бы не испугались? Они решили срочно избавиться от проблемы. Но что делать с такими уликами? Сотню тел не спрячешь. Деревни просто так не исчезают с лица земли. К тому же среди погибших две американки — медсестры. Их гибель не останется незамеченной.
Риццоли разложила на столе фотографии, чтобы все они были хорошо видны. Три ракурса, три груды тел.
— Они сожгли их, — сказала она. — Хорошо поработали, чтобы скрыть свои ошибки. Может, даже раскрошили несколько черепов, чтобы сбить следствие с толку. То, что случилось
Виктор резко отодвинулся на стуле.
— Я арестован, детектив? Мне нужно уйти сейчас же. Чтобы успеть на самолет.
— Вот уже год, как вы знаете об этом, так ведь? Но храните молчание, потому что «Октагон» заплатил вам. Подобная катастрофа могла бы стоить им сотни миллионов долларов. И это не считая судебных исков и биржевых потерь, не говоря уже об уголовной ответственности. Подкупить вас оказалось гораздо дешевле.
— Вы обращаетесь не по адресу. Я еще раз повторяю: меня там не было.
— Но вы все знали.
— Я не единственный.
— Кто вам сказал, доктор Бэнкс? Как вы узнали правду? — Риццоли подалась вперед, в упор глядя на него через стол. — Почему бы вам не сказать нам правду, и, может быть, вы еще успеете на свой самолет до Сан-Франциско?
Какое-то время Виктор молчал, уставившись на фотографии, которые лежали на столе.
— Она позвонила мне, — произнес он наконец. — Из Хайдарабада.
— Сестра Урсула?
Он кивнул.
— Это было спустя два дня после… этого события. К тому времени я уже получил сигнал от индийских властей о том, что в деревне произошло массовое убийство. Что две наши медсестры погибли в ходе, как они полагали, атаки террористов.
— А сестра Урсула сказала что-то другое?
— Да, но я не знал, как реагировать на ее звонок. Она была так напугана, взволнована. Местный доктор дал ей какие-то транквилизаторы, и думаю, это усугубило ее состояние.
— Что именно она вам сказала?
— Что следствие ведется как-то странно. Люди не говорят правду. Она заметила несколько пустых канистр из-под бензина в одном из грузовиков «Октагона».
— Она сказала об этом полиции?
— Вы должны понять ситуацию, в которой она оказалась. Когда утром она вернулась в деревню, повсюду лежали сгоревшие тела — тела людей, которых она знала. Она одна осталась в живых. Ее тут же окружили рабочие. Потом приехала полиция. Она отвела в сторону одного из полицейских и указала ему на канистры. Полагала, что это обстоятельство будет учтено при расследовании.
— Но этого не случилось.
Он кивнул.
— Вот тогда она по-настоящему испугалась. И стала сомневаться в том, что полиции можно доверять. Только когда отец Дулин отвез ее в Хайдарабад, она почувствовала себя в безопасности и позвонила мне.
— И что вы сделали после этого звонка?
— Что я мог сделать? Я был на другом краю земли.
— Да будет вам, доктор Бэнкс. Я не поверю, что вы так и сидели, сложа руки, у себя в офисе в Сан-Франциско. Вы не из тех, кто оставит без внимания такое событие.
— А что я должен был сделать?
— То, что вы в итоге и сделали.
— Интересно, что же?
— Для этого мне понадобится всего лишь проверить ваши телефонные звонки. Среди них наверняка отыщется один любопытный. Звонок в Цинциннати. В штаб-квартиру корпорации «Октагон».
— Естественно, я позвонил им! Мне ведь сообщили, что их сотрудники сожгли деревню с двумя моими добровольцами.
— С кем вы говорили в «Октагоне»?
— С каким-то мужчиной. Кажется, вице-президентом.
— Вы помните его имя?
— Нет.
— Это был Говард Редфилд, не так ли?
— Я не помню.
— Что вы ему сказали?
Виктор покосился на дверь.
— Почему так долго не несут воду?
— Что вы ему сказали, доктор Бэнкс?
Виктор вздохнул.
— Я сказал ему, что ходят слухи о резне в деревне Бара. Что, возможно, в этом замешаны работники их завода. Он сказал, что ему об этом ничего неизвестно, и пообещал проверить.
— Что было потом?
— Примерно через час мне позвонил исполнительный директор «Октагона». Он хотел знать, откуда ползут такие слухи.
— Не тогда ли он предложил вашему фонду многомиллионную взятку?
— Никто не позиционировал это как взятку!
— Я не могу обвинять вас в том, что вы пошли на сделку с «Октагоном», доктор Бэнкс, — сказала Риццоли. — В конце концов, самое страшное уже произошло. И мертвых было не вернуть, так что вы вполне могли воспользоваться трагедией в благих целях. — Она заговорила тише, почти доверительно: — Вы ведь так рассуждали? Чем сотни миллионов долларов пойдут в карманы адвокатов, пусть лучше послужат хорошему делу? Разумно.
— Вы это сказали, детектив. Не я.
— А как они купили молчание сестры Урсулы?
— Этот вопрос вам следует адресовать митрополии Бостона. Я уверен, сделку заключили и с ними.
Риццоли замолчала и подумала про аббатство Грейстоунз. Новая крыша, ремонт. Откуда у нищей обители средства на реставрацию этого бесценного объекта? Она вспомнила слова Мэри Клемент о том, что объявился щедрый спонсор.
Открылась дверь, и вошел Кроу с чашкой воды, которую поставил на стол. Виктор сразу схватился за нее и нервно глотнул воды. Мужчина, который поначалу держался так уверенно и даже нагловато, теперь выглядел жалким и потерянным.
Пришло время выжать из него последние капли правды.
Риццоли приготовилась к последней атаке.
— Так зачем вы все-таки приехали в Бостон, доктор Бэнкс?
— Я уже сказал вам. Я хотел увидеть Мауру…
— «Октагон» просил вас приехать. Так ведь?
Он сделал еще глоток.
— Так?
— Они были обеспокоены.
— Чем?
— В отношении компании Комиссией по ценным бумагам ведется расследование. Это не имеет никакого отношения к тому, что случилось в Индии. Но в связи с размером гранта, выделенного «Одной Земле», у «Октагона» возникли опасения, как бы это не привлекло внимания Комиссии. Могли возникнуть вопросы. Они хотели, чтобы в наших показаниях не было разночтений в случае, если нас вызовут для беседы.