Грешница
Шрифт:
Даже в отделении интенсивной терапии царила предпраздничная атмосфера. Пульт медсестер был украшен гирляндами из искусственной сосны, а в ушах дежурной поблескивали крошечные сережки в форме рождественских лампочек.
— Я доктор Айлз из Бюро судебно-медицинской экспертизы, — представилась Маура. — Здесь доктор Юэнь?
— Его только что срочно вызвали в реанимацию хирургии. Он попросил доктора Сатклиффа прийти и отключить сервовентилятор.
— Для меня сделали копию медицинской карты?
— Да, она уже готова. — Дежурная указала на пухлый конверт с надписью «Только для медэксперта»,
— Спасибо.
Маура вскрыла конверт и достала копию карты. Она бегло прочитала печальную констатацию факта безнадежного состояния сестры Урсулы: две ЭЭГ подтвердили отсутствие мозговой активности. Запись, сделанная рукой нейрохирурга доктора Юэня, признавала его поражение:
«Пациентка невосприимчива к сильной боли, самостоятельное дыхание отсутствует. Зрачки зафиксированы в среднем положении. Повторная ЭЭГ показывает отсутствие мозговой активности. Сердечные энзимы подтверждают инфаркт миокарда. Доктору Сатклиффу известить семью о состоянии пациентки.
Заключение: необратимая кома вследствие длительной церебральной аноксии после недавней остановки сердца».
Наконец она дошла до странички с результатами лабораторных анализов. Перед глазами поплыли столбики цифр химических показателей крови и мочи. Какая ирония судьбы, подумала она, закрывая карту, — умереть с хорошими результатами анализа крови!
Маура прошла к боксу номер десять, где пациентку омывали перед прощанием. Стоя в изножье кровати, Маура смотрела, как медсестра откинула одеяло и подняла сорочку Урсулы, открывая взору тело отнюдь не аскета, а женщины, которая любила вкусно поесть: пышные груди, бледные тяжелые бедра. В жизни она, наверное, смотрелась внушительно, тем более в просторных монашеских одеждах. Сейчас, обнаженная, она выглядела самой обычной пациенткой. Смерть не признает дискриминации: и святые, и грешники равны перед ней.
Медсестра отжала губку и протерла тело, от чего кожа заблестела и залоснилась. Потом она начала протирать ноги, сгибая колени, чтобы промыть голени. Застарелые шрамы портили кожу — уродливые последствия укусов заразных насекомых. Сувениры из заграничной жизни. Закончив с омовением, медсестра забрала тазик и вышла из бокса, оставив Мауру наедине с пациенткой.
«Что же ты знала, Урсула? Что ты могла нам рассказать?»
— Доктор Айлз!
Она обернулась и увидела доктора Сатклиффа, который стоял у нее за спиной. Его взгляд был куда более настороженным, чем в первый день их знакомства. От былого дружелюбия доктора-хиппи с конским хвостом не осталось и следа.
— Я не знал, что вы приедете, — сказал он.
— Мне позвонил доктор Юэнь. Наше бюро займется вскрытием.
— Зачем? Причина смерти очевидна. Достаточно взглянуть на ее кардиограмму.
— Это чистая формальность. Мы всегда проводим вскрытие, если есть криминальный аспект.
— Думаю, в данном случае это пустая трата денег налогоплательщиков.
Она оставила его реплику без комментариев и посмотрела на Урсулу.
— Я так понимаю, вы говорили с ее родными по поводу отключения от системы жизнеобеспечения?
— Племянник согласился. Нам осталось только дождаться священника. Сестры из аббатства попросили, чтобы это был отец Брофи.
Маура смотрела, как размеренно вздымается грудь Урсулы в такт движению сервовентилятора. Сердце продолжало биться, органы функционировали. Если сейчас взять кровь из вены Урсулы и отправить в лабораторию, ни один из анализов, даже на самых мудреных аппаратах, не подтвердил бы, что душа уже покинула ее тело.
— Буду вам признательна, если вы направите в мой офис окончательное заключение о смерти, — сказала она.
— Доктор Юэнь продиктует. Я дам ему знать.
— И самые последние лабораторные анализы.
— Они должны быть в карте.
— Я не нашла там результата по токсинам. Анализ ведь делали, не так ли?
— Должны были. Я проверю в лаборатории и сообщу вам результаты по телефону.
— Лаборатория должна прислать результаты мне напрямую. Если анализа не было, мы сделаем его в морге.
— Вы делаете токсикологию по всем трупам? — Он покачал головой. — Еще одна пустая трата денег налогоплательщиков.
— Мы делаем эти анализы по мере необходимости. Я все думаю про крапивницу, которую наблюдала у нее в ту ночь, когда случилась остановка сердца. Я попрошу доктора Бристола сделать анализ на токсины во время вскрытия.
— Я думал, вы сами будете проводить вскрытие.
— Нет. Я собираюсь передать это дело одному из моих коллег. Если у вас возникнут какие-то вопросы после праздников, обращайтесь к доктору Эйбу Бристолу.
Она была рада тому, что он не спросил, почему не она будет проводить вскрытие. Что бы она ответила? «Мой бывший муж подозревается в смерти этой женщины. Я не могу допустить даже намека на то, что провела вскрытие без особой тщательности. Непрофессионально».
— Священник прибыл, — сказал Сатклифф. — Думаю, пора.
Маура повернулась к двери и почувствовала, как вспыхнули щеки, когда она увидела отца Брофи. Их взгляды на мгновение встретились, это были взгляды двух людей, которые в столь печальный момент вдруг ощутили искру, пробежавшую между ними. Она опустила глаза, когда священник вошел в бокс. Маура и Сатклифф удалились, предоставив священнику право провести последние приготовления.
В окно бокса она видела, как отец Брофи стоит у изножья кровати, и его губы шевелятся в молитве — он отпускал монахине грехи. «А как насчет моих грехов, святой отец? — мысленно обратилась она к его четкому профилю. — Будете ли вы шокированы, когда узнаете, что я думаю и чувствую, глядя на вас? Отпустите ли вы мне мои прегрешения, простите ли мои слабости?»
Брофи помазал миром лоб Урсулы, прочертив рукой крест. Потом поднял взгляд.
Пора было отпустить Урсулу.
Отец Брофи вышел и встал рядом с Маурой возле окна. В бокс зашли Сатклифф и медсестра.
Процедура оказалась будничной. Щелкнули несколько выключателей, и на этом все было кончено. Сервовентилятор стих, его лопасти перестали гнать воздух. Медсестра посмотрела на кардиомонитор, сигналы которого звучали все реже.
Маура почувствовала, что отец Брофи приблизился к ней, словно хотел поддержать, если ей понадобится утешение. Но не утешение он внушал, а смятение. Влечение. Она не сводила глаз с разыгрывавшейся за стеклом драмы, думая: «Как всегда, не тот мужчина. Почему меня тянет к тем, кто мне противопоказан?»