Грешник
Шрифт:
Открывается входная дверь, и моя мама вскакивает на ноги.
— Что-нибудь есть? — умоляет она.
— Нет, мэм, — качает головой офицер. — Нет доказательств взлома.
— Он, должно быть, был на вечеринке, — рычит Линкольн. — Проверь список.
— Мы уже…
— Тогда дважды, трижды проверь его, черт возьми, — огрызается он, и мама вздрагивает от рыданий. — Я хочу знать, как он получил доступ в этот гребаный дом.
Через мою спальню. Я видела, как он вышел через французские двери на мой балкон. Должно быть, вошел тем же путем. Я никогда их не запираю. Предпочитаю оставлять их открытыми на ночь и слушать, как ветер завывает в деревьях. Это успокаивает.
— Вы в порядке, мисс? — мужчина подходит и встает передо мной.
Я смотрю на него сквозь ресницы. Они слиплись. Офицер опускает взгляд на мое платье и туфли на каблуках. Я знаю, что выгляжу дерьмово. Они думают, что это потому, что мой отчим мертв, но это потому, что я позволила его убийце трахнуть меня своим пистолетом. Моя киска горит. Я почти уверена, что у меня инфекция. Но мне похуй. Это того стоило. Чтобы меня трахнули той самой штукой, которая убила человека, которого я ненавижу? Я согласна на инфекцию в любой день ради свободы.
— Она в порядке, — усмехается Линкольн.
— У нее шок, — плачет моя мать. — Она не разговаривает с тех пор… с тех пор, как Линк нашел тело.
Я даже не знала, что Линкольн будет присутствовать на сегодняшнем вечере. Я бы не осталась дома, если бы знала. Но это ничего не значит. Там было полно гостей. И я осталась наедине с собой. Как всегда.
— Давайте вызовем скорую помощь, чтобы ее осмотрели.
Офицер не ждет ответа. Он говорит в рацию на плече и вызывает «скорую».
— Почему? — кричит мама, заставляя меня вздрогнуть. — Почему это произошло? Снова?
Сейчас она рыдает, стоя на коленях у дивана. Линкольн подходит к ней сзади и кладет руки ей на плечи.
— Лора…
— Он был так добр к нам. Он любил нас.
Я хнычу от ее слов, и офицер замечает это.
— Вам плохо, мисс? — спрашивает он меня.
— Она в порядке, — огрызается Линкольн, но офицер не отводит от меня взгляда.
В порядке ли я? Нет. Я хотела бы изгнать из памяти каждое его прикосновение, каждый поцелуй, каждое долбаное воспоминание о нем, но не могу. Только смерть окажет мне такое милосердие.
По лестнице спускается другой офицер и протягивает нависшему надо мной полицейскому пузырек с таблетками.
— Нашел это в ванной возле его тела.
— Что это?
Мужчина понижает голос.
— Виагра.
Я вздрагиваю. В прошлом году мне достаточно повезло, и ему понадобилась помощь, чтобы у него встал член. Ему было не так интересно трахать меня, когда все происходило по расписанию. Часть меня — больная часть — стыдилась того, что я больше не делаю это для него. Другая часть велела ей заткнуться на хрен.
— Кто-то отрезал его палец, — говорит другой мужчина, спускаясь по лестнице.
От пронзительного крика моей матери, последовавшего за заявлением офицера, у меня звенит в ушах. Я видела, как таинственный человек отрезал его. Он не знал, что я там была, но я была. Сначала я потрясенно молчала. Он думал, что я заговорю. Мужчина даже не представляет, как хорошо я умею хранить секреты. Один из таких секретов — сидящий напротив меня и держащий в объятьях мою рыдающую мать.
Входные двойные двери распахиваются, и в семейную комнату входят трое мужчин в солидных черных костюмах-тройках.
— Достаточно, джентльмены. Мы займемся этим дальше.
Они — Лорды. Могущественные люди, стоящие на вершине пищевой цепочки.
— При всем уважении…
— Убирайтесь на хер из дома мистера Роланда, — приказывает один из них. Его голос гремит над криками моей матери.
Я хочу его поправить. Это не дом Джеймса. Он принадлежал моему отцу, который оставил его моей матери после своей смерти. Но я не могу заставить свои губы шевелиться.
— К нам едут медики, — возражает офицер, вызвавший мне «скорую».
В дом входит еще один человек, и Лорды жестом подзывают его.
— Мы привезли своего, — он скрещивает руки на груди. — Последний раз говорю.
Понимая, что офицеры в меньшинстве, они выходят из дома, а Лорды следуют за Линкольном наверх, где лежит тело.
Доктор подходит ко мне, а моя мать падает на диван, и меня раздражают вырывающиеся у нее из груди рыдания. Неужели она действительно не знала, каким человеком он был? Я думала, мама разыгрывает спектакль. Притворялась, что любит его, потому что должна была. Наверное, я ошибалась.
В последний раз я видела Линкольна два года назад. Но я крепко сжимаю рукой кусок стекла совсем не поэтому. Зазубренные края врезаются в кожу, и дыхание учащается от боли.