Грешные игры джентльмена
Шрифт:
– Не представляю даже, что могло случиться, если бы нас тут застали, – проговорила она.
– Я бы утверждал, что ты довела меня до бесстыдства.
Она рассмеялась:
– Можно подумать, кто-нибудь поверил бы тебе.
Боскасл тоже засмеялся.
– Так ты отвечаешь мне «да»?
Она прикусила нижнюю губу.
– Ты обещал дать мне время подумать, – напомнила она.
Дрейк медленно кивнул. Черное отчаяние привело его этой ночью к ее дверям. Теперь знакомая тьма вновь захлестывала его душу, хотя тело по-прежнему чудовищно страдало от неудовлетворенного
– Я должен идти, – тихо промолвил Боскасл, отводя взор от Элоизы. – Полагаю, о Торнтоне ты не слышала ничего нового?
Она нахмурилась:
– Нет, ничего, кроме той единственной записки.
Дрейк еще раз поцеловал ее на прощание.
– Это еще одна причина, по которой тебе нужен покровитель, – сказал он.
Остаток ночи Элоиза провела без сна, раздумывая над сложившейся ситуацией. За прошедшую неделю она не раз думала о том, как хорошо было бы иметь столь настойчивого покровителя, как Дрейк Боскасл. Возможно, ей придется поступиться своими принципами, которые, признаться, до сих пор приносили ей мало пользы.
Вместе с тем, став любовницей Дрейка, она не просто преступит границы приличия – она окажется там, откуда вернуться уже не сможет. Из обедневшей, но достойной женщины она превратится в любовницу знатного господина, единственная цель которой – угождать его низменным желаниям.
Ясно, что новое положение будет ко многому обязывать ее. Но в то же время оно будет дарить ей радость, какой у нее никогда не было. В ней мгновенно вспыхнуло желание, едва Элоиза подумала о том, что Дрейк лежит рядом с ней в постели. Она была бы нечестна перед собой, если бы стала отрицать, что в глубине души ей очень хотелось принять его предложение.
Просто Элоиза никогда не видела себя в роли обольстительницы.
К утру Элоиза еще не ответила на все свои вопросы, но одно она знала твердо: решение надо принять как можно быстрее.
Возможно, даже сегодня, только чуть позднее.
Казалось, весь дом встал не с той ноги. Все были сонными, у всех было отвратительное настроение за завтраком, потому что нечем было заплатить угольщику. Нижние комнаты промерзли, а Хестон уверял, что кто-то проник в дом и украл большой разделочный нож. Он был уверен в этом, потому что накануне наточил его, и вот нож исчез. Потом из кухни с прытью полковой лошади прибежала разгневанная миссис Барнс – она ругалась последними словами из-за того, что кредиторы выхватили медный горшок прямо из ее рук.
– Дьявол побери! – крикнул Фредди, вбегая в комнату в камзоле, наброшенном прямо поверх ночной рубашки. – Теперь у нас, как в старой шутке, нет даже ночного горшка…
Элоиза подняла руку, призывая домочадцев к тишине.
– Довольно! – приказала она. – Спрячьте все то ценное, что у нас осталось. В особенности оставшиеся серебряные столовые приборы.
– У нас уже ничего не осталось! – отчаянно взвыла миссис Барнс. – Мне нечем нарезать овощи для супа.
Элоиза побледнела.
– Но ведь Хестон, кажется, сказал, что не хватает только одного ножа.
– Это верно, – кивнула миссис Барнс, складывая на животе мясистые руки. – Я забросала столовыми приборами кредиторов – за то, что они забрали мой горшок.
«Полная анархия, – подумала Элоиза. – Похоже, домочадцы вот-вот рассудка лишатся, если ничего не изменится».
– Фредди, пожалуйста, оденься, – попросила она. – Сюда наверняка явится констебль, чтобы спросить, отчего это экономка, как какой-нибудь ярмарочный фокусник, швыряется в людей металлическими ножами и ложками. Впрочем, полагаю, все это скоро кончится. Нам осталось здесь жить совсем недолго.
– А где же мы будем жить, мисс? – спросил Хестон, со скрипом выпрямляя спину – он наклонялся, чтобы бросить в очаг остатки угля, причем умудрился половину рассыпать по ковру.
Элоиза помолчала. Все эти люди были ей симпатичны, и она от души сопереживала им. Ни один человек в здравом уме не наймет управляющего, который, похоже, может в любой момент отдать Богу душу. Или экономку, обладающую даром жонглера из королевского цирка Эстли, которая имеет обыкновение носить в кармане фартука бутылочку бренди.
Никто из этих людей не получал пенсии, ни у кого не было родных, которые могли бы предоставить им кров и содержание до тех пор, пока они вновь встанут на ноги.
– Об этом не стоит беспокоиться, – проговорила миссис Барнс, с надеждой поглядывая на Элоизу. – Полагаю, ваш шикарный джентльмен найдет вам хороший дом где-нибудь на Пиккадилли.
– Именно так, – кивнула Элоиза, – именно мой шикарный джентльмен.
Господи, они смотрели на нее, как стадо голодных оленей смотрит на ягель, раздраженно подумала Элоиза.
– Если только она решит принять его предложение, – вполголоса промолвил Фредди.
– Вы все смогли бы поселиться в моем доме и работать на меня, – неожиданно раздался позади них голос Талии.
Она стояла в дверях, ее щеки были бледными и надутыми, как поднявшееся сдобное тесто. Без сомнения, Талия слышала их разговор.
Элоиза оглянулась. При мысли о том, что она может до конца дней жить в доме Талии, у нее по спине пробежал холодок.
– Очень любезно с вашей стороны сделать нам это предложение, но я уверена, что у сэра Томаса уже есть собственная прислуга, – промолвила Элоиза.
– У меня дядя держит бар в местечке Блэкфрайарз, так что я, возможно, поеду к нему, – сказала миссис Барнс.
Хестон наконец выпрямился.
– А я подумываю о том, чтобы открыть таверну, – заявил он.
– Только постарайтесь, чтобы она была недалеко от кладбища, – пробормотал Фредди. – люди будут помирать от жажды, ожидая, пока вы их обслужите.
Талия принялась постукивать мыском туфельки по полу.
– А никто из вас не забыл о том, что сначала надо обслужить меня? Да я целую вечность ждала поднос с завтраком! А вы, Элоиза; должны что-нибудь сделать со своими волосами к ежегодному балу лорда Митфорда, – раздраженно проговорила Талия.