Грешный и влюбленный (Древнее проклятие)
Шрифт:
— И слушать не буду про духа, которого вы боитесь, — сурово внушал им Гарт. — Вы — люди взрослые, здоровенные мужики. Не к лицу зам эти сказки повторять.
— Да нет, ваша милость, — сказал один крестьянин, — мы и не думаем, что дух нападает на женщин. Дух — это только предупреждение. Это — чтобы мы боялись убийцы, шастающего по ночам.
— Он еще никого не убил, — возразил Гарт, — и у вас должно хватить ума, чтобы бояться меня больше, чем какого-то негодяя, да еще никому не знакомого. Ничего с вами не стрясется.
Ветер
— Она же им нравилась, — изумленно сказал Ранд.
— Боятся они… А ты опять за старое взялся? — Гарт пнул груду блестящих осколков. — Первое, которое ты разбил с тех пор, как Силван появилась. А Джеймс где?
— Я здесь. — Джеймс вышел из тени, уже полностью одетый. На нем были потертые, как нельзя более подходящие к случаю сюртук и шляпа и старые, разбитые сапоги.
— Пойдешь со мной, — приказал Гарт.
— Не хочется, — ответил Джеймс прямо и резко.
Гарт схватил его за шиворот.
— Ты что, сдурел?!
— Мне, знаете ли, довелось быть среди тех, кто сражался под Ватерлоо, пока вы дома отсиживались в мире и безопасности, — злобно сказал Джеймс. — Выходит, если речь о боевом опыте, то я на семь голов выше вас, лорд Клэрмонт. Так что советую отпустить воротник. Уберите руки, ваша милость!
— Джеймс. — Тетя Адела, кажется, испугалась.
— Гарт, прошу тебя. — На глазах у леди Эмми выступили слезы.
Гарт и Джеймс стояли друг против друга, глаза в глаза, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Ранд не подъехал к Гарту со спины и не ударил креслом ему под коленки.
— Проклятье! — От неожиданности Гарт выпустил Джеймса. — Что это тебе в голову взбрело, Ранд?
— Хотите подраться? Давайте. Но сначала Силван отыщите. — Ранд выдержал взгляд Гарта и, дождавшись момента, когда тот отвел глаза, повернулся к Джеймсу:
— Найди ее. Сделай это для меня. Я на тебя надеюсь. Верни ее.
Джеймс улыбнулся, быстро и зло.
— Хорошо, Ранд, я обещаю. — И вышел, ни на кого не глядя.
Бетти принесла Гарту его пальто и помогла одеться. Гарт выглядел смущенным, растерянным. Не надо было ему обижать Джеймса, восстанавливать его против себя, и это он хорошо понимал. Весь вид Гарта выражал крайнюю усталость, и Ранду стало жаль брата.
— С утра обо всем поговорим.
Гарт кивнул, потом обратился к Бетти:
— Соберешь людям что-нибудь поесть, когда они вернутся?
Она кивнула, губы у нее совсем побелели.
— Чаю им поставлю с печеньем. Но я их на порог не пущу, пока не найдут мисс Силван.
Подойдя к Ранду, Гарт положил руку на плечо брата.
— Иди спать. Мы ее отыщем. Измотанность Ранда давала себя знать.
— Иди в постель, — повторил Гарт. — Да и что ты
А Ранд вспоминал дрожащий голос Силван и ее полные слез глаза, когда она рассказывала о своей боли и муке. Он помнил, что печаль все время ходила за ней по пятам — все то время, пока Силван жила в их доме.
Потом он представил себе, как она ходила по полю битвы, после сражения, подумал про ее работу в госпитале, про ее силу — только сильный человек так смело смотрит в лицо действительности, иногда суровой и неприглядной. Она — сильна. И никто не знает, насколько она сильна. Она была единственной женщиной, от которой он зависел, на которую он мог положиться, единственной женщиной, которая не боялась ни его, ни за него. Она бы не бросила его тогда, на обрыве, над морем, не будь уверена в его способностях и возможностях. Она хотела доказать, что верит в него.
Неужто ему не под силу выказать такую же веру в нее?
— Хорошо, я отправлюсь к себе, но ты мне обещай…
Гарт поднял руку.
— Клянусь: пришлю к тебе Бетти, как только Силван отыщется. — Он двинулся к двери, но, не дойдя до нее, обернулся. — Только вот что… Скажи мне одну вещь… Какое безумие могло выгнать мисс Силван из дому?
— Да не безумие, — сказал Ранд. — Тупость. Моя собственная дурь, и я никогда себе не прощу, если…
— Если она станет следующей жертвой того умалишенного?
Ранд с силой сжал ручки кресла и тихо, как заклинание, произнес, обращаясь больше к себе, чем к брату:
— Ничего страшного с ней не произойдет.
Что за дурь погнала ее из Клэрмонт-курта, где тепло и светло? Ветер в Буковой ложбине задирал ее юбку и сводил кожу судорогой озноба, но ответа не предлагал. По крайней мере, такого ответа, который бы ее устроил. Наверно, она могла бы винить изрядное количество бренди, весь это тяжелый день или бесцеремонность Ранда, но, по правде говоря, это ее глупость, и больше ничего, вышвырнула ее за дверь. У нее не было никаких причин для воскрешения воспоминаний о Брюсселе, и уж совсем незачем было делиться ими с Рандом. Правда, успокаивало хотя бы то, что хватило ума отказаться от намерений Ранда утешать ее в свой постели.
Силван остановилась, сняла туфлю, вытряхнула оттуда камешек.
Да и чего это ей в голову взбрело порезвиться на воле? Что это решает? Она действительно обожала свежий воздух, шум моря и чувство свободы. Но сейчас вокруг царил непроглядный мрак, и, признаться, Силван стало не по себе. Детство ее прошло по большей части в Лондоне. Свет струился из окон, из карет, даже из газовых рожков, устроенных специально для освещения улиц. А сейчас она стояла на склоне холма, пытаясь что-то разглядеть в пустом пространстве кругом, и ничего не видела. Ничегошеньки, кроме.., да что это?