Грешный

Тимофеев Владимир

Тронный зал оказался под стать другим помещениям дворцового комплекса, только выглядел пафоснее и богаче. Гобелены на стенах, огромные золочёные люстры с артефактами вместо свечей, каменный пол, выложенный, словно шахматная доска, чёрными и белыми плитами, дорожка из полупрозрачного сине-зелёного минерала, ведущая от дверей к возвышению с троном. По обе стороны этого своеобразного коридора стояли восемь высоких кресел.

Четыре расположенных справа имели обивки синего, голубого, зелёного и фиолетового цветов. Стоящие слева — жёлтого, красного,оранжевого и чёрного.

Последнее находилось к трону ближе других. Сам трон представлял собой нечто похожее на переплетение ветвей и стволов какого-то неизвестного дерева, с мягкими подлокотниками, сиденьем и спинкой, будто покрытыми то ли лебяжьим пухом, то ли белым овечьим руном тонкой выделки.

В креслах сидели жрицы. Все, как и та, что встречала нас на границе, были одеты в одинаковую оливковую одежду. Только не в плащи с капюшонами, как «таможенница», а в длинные балахоны, спускающиеся до самого пола, как у монахинь. Волосы жрицам прикрывали сиреневые тюрбаны-платки, а вот маски из ткани, закрывающие нижнюю часть лица, были у всех разные — строго под цвет обивки у кресел. Слева — синяя, голубая, зелёная, фиолетовая. Справа — жёлтая, красная, оранжевая и чёрная. Восседающая на троне королева Ирсайя несла на лице белую маску.

«Как семь цветов радуги и два варианта соединения, — мелькнуло в сознании. — Белый, если собрать их вместе. Чёрный — если изъять их…»

— Пресветлая королева! Высшие! — по очереди поклонился властительнице Ларанты и жрицам нарисовавшийся рядом Тиур. — Этот человек, — махнул он рукой в мою сторону, — как он сам утверждает, Краум из Ривии, путешественник с восточного континента, обвиняется: первое — в убийстве десятника гвардии Нарзая и двух королевских гвардейцев Влара и Хабиша; второе — в грабеже хорошо известного вам помощника дворцового кастеляна Шибура.

— Убийство бойцов королевской гвардии — преступление против трона. Казнить негодяя! — бросила «чёрная» жрица.

— Не торопись, Дамира, — вскинула руку Ирсайя. — Обвинение должно быть доказано. Тиур? — обратилась она к дознавателю.

Тот вновь поклонился и преподнёс ей свёрнутый в трубочку свиток:

— Здесь всё, что мы выяснили по этому делу.

Хозяйка дворца развернула свиток и, внимательно прочитав, передала его сидящей по правую руку Дамире.

Как объяснял мне Гурсан, эта жрица являлась вторым человеком в структуре власти Ларанты. Должность распорядительницы двора и ранг Верховной жрицы Совета давали ей массу возможностей, чтобы влиять на политику королевства, как внутреннюю, так и внешнюю. В Совете она имела два голоса. Королева, правда, имела шесть, но, поскольку она не всегда участвовала в заседаниях, то когда жриц оставалось восемь, мнение Дамиры при равенстве сил становилось решающим.

— Это ничего не меняет, — мотнула головой «чёрная», вернув свиток Тиуру. — Убийство остаётся убийством, вне зависимости от того, кем были убитые. А то, что убийца чужой, лишь отягчает его вину. Ты знаешь, Ирсайя, как в королевстве относятся к твоему указу об отношении к чужестранцам…

— Намекаешь, что я была неправа? — в голосе королевы явно лязгнул металл.

—

Я этого не говорила, — подняла руки Верховная. — Решение проходило через Совет, Совет проголосовал за указ, и решение стало общим.

— Но ты тогда была против, — с нажимом произнесла королева.

— Всё верно. Была, — кивнула Дамира. — Но поскольку решение было принято, мы отвечаем за него всем Советом.

— То есть, сейчас ты не против? — уточнила Ирсайя.

— Не против, моя королева, — Дамира приподнялась из кресла и коротко поклонилась. — Но, к сожалению, многие из народа наше решение не поддерживают. Поэтому когда преступление совершает чужестранец, мы не имеем права быть мягкими. Мы не должны трактовать сомнения в его пользу. Сомнений быть не должно. Если виновен — казнь. Если не виноват, люди Ларанты обязаны видеть: мы сделали всё возможное, закон и справедливость в Совете идут рука об руку.

Глаза королевы полыхнули изумрудным огнём, но спорить с Верховной она не стала. Просто повернулась ко мне и ровно проговорила:

— Я полагаю, нам стоит выслушать обвиняемого. Рассказывай… Краум из Ривии…

Голос её звучал глухо, будто бы искажаясь какими-то специальными артефактами, и в это мгновение мне вдруг захотелось сорвать с неё дурацкую маску, а следом бесформенный балахон, чтобы проверить: «Действительно ли ларантийские жрицы настолько прекрасны, как о них говорят?»

— Я лишь защищался, ваше величество. Я всего только защищался…

Мой рассказ длился минуты четыре. Вопросов мне не задавали. Просто слушали и магию применить не пытались. Я говорил негромко, но чётко, со всеми подробностями. Правда, о том, что в проулок, где на меня напали, позднее вбежал Шибур, решил не упоминать. Ведь это случилось потом, после инцидента, и значит, к текущему делу не относилось…

— Всё было именно так, как я рассказал, пресветлая госпожа, — закончил я своё выступление и, тряхнув кандалами, обвёл взглядом членов Совета. — Это легко проверяется. Вы можете сделать это в любую секунду.

— Проверяется? Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась жрица с жёлтой повязкой.

— Ну… вы же маги, — пожал я плечами. — Значит, можете применить заклинание правды. В Ривии, где я жил раньше, его использовали регулярно.

От кресел раздались смешки. Услышав моё предложение, жрицы зашевелились и начали переглядываться.

— Ты глуп, чужеземец, и совершенно не знаешь наших традиций, — презрительно фыркнула вторая в Ларанте. — Мы никогда не используем магию для суда и дознания.

— Почему? — пришла моя очередь удивляться.

— Потому что с помощью магии можно внушить человеку всё, что угодно, — пояснила снисходительно королева. — Не навсегда конечно, но для вынесения неправильного приговора этого более чем достаточно. Поэтому мы и не применяем здесь ни заклинаний, ни артефактов. Суд должен быть беспристрастным и опираться на доказательства, полученные без применения магии.

— Не знал этого, ваше величество, — наклонил я голову. — Прошу простить, если из-за незнания обидел Совет таким предложением.