Грета и Король Гоблинов
Шрифт:
– Я люблю уединение.
– Уединение я могу понять, но это больше похоже на отправку самого себя в изгнание. Разве это не делает более трудным исполнение твоего королевского долга?
– Я не просился быть этим проклятым королем. Я не просил ничего из...
– он остановился. Завеса закрыла его лицо.
– Ты прошел через множество неприятностей, чтобы получить то, чего не хочешь, - она покачала головой.
– Уже слишком поздно, ваше высочество. Вы не сможете убедить меня, что вы совершенно не высокомерный, властолюбивый лжец.
Его
Волнение было роскошью, которую она не могла позволить себе на Милене.
– А теперь убирайся отсюда, чтобы я могла одеться. У меня все еще есть право требовать.
Глава 4
Грета попыталась расправить свои затекшие плечи, но колеса кареты влетели в еще одну колею. Она издала низкий стон, так как ее бросало из стороны в сторону снова и снова.
– Ты стремишься попасть в каждую канаву и выемку на дороге?
– Просто радуйся, что не идешь пешком.
– Я говорила, что я прекрасных ходок, - пробормотала она, но в голове у нее стучало, а тело болело. Он был прав, когда сказал, что она никогда не преодолела бы этот путь пешком. Порыв ветра мог сбить ее с ног.
Грета посмотрела на него. В то время как древесные эльфы, подобные Люциусу, проживали как затворники-защитники природы, поселившись в лесу из-за их сильной связи с Великой Матерью, большинство гномов и гоблинов жили едва ли не на головах друг у друга в городе или большими семьями на фермах. Было странно, что Айзек решил разместиться в глуши, если только... что если он действительно не хотел быть королем гоблинов и не стремился к обязанностям, которые последовали?
Нет. Если слухи были верны, он зашел слишком далеко, чтобы получить трон, если не хотел его.
Когда они обогнули поворот, за которым открывался вид на крошечный домик, Грета напряженно всматривалась, ждал ли ее на крыльце Люк. Это была своего рода традиция. Каждый раз, когда она была на работе, то огибала последний поворот, и там был он, чтобы приветствовать по возвращению ее живой и здоровой.
Пока молодая охотница за головами была твердо намерена показать себя своему наставнику, это тайное наблюдение обессиливало ее. Но в какой-то момент что-то изменилось, и теперь это была необходимая и ожидаемая часть возвращения домой.
Дом.
Слово вызвало целый ряд противоречивых чувств. Как бы Грета ни говорила себе постоянно, что ее дом и семья в другом месте, воспоминания о том месте были нечеткие и неопределенные, как полузабытая мечта. Она все еще продолжала поиски портала, но ее надежда таяла.
Когда Люк сказал, что Грета может охотиться в одиночку, то девушка испытала облегчение, это означало, что появилась возможность предоставить ему что-то в обмен на свою комнату и питание. Она никогда бы не смогла дать достаточно, чтобы отплатить за все, что он сделал для нее, но это приносило ощущение, что она вносит свой вклад. Почти, как если бы у нее была цель.
В то же время она сомневалась, что это была та жизнь, которую для нее планировали отец с матерью, когда она была еще маленькой девочкой и играла в свои куклы. Откладывая в сторону всю жизнь в другом измерении, они не хотели бы узнать о том, каким человеком она стала - быстрым, безжалостным убийцей. Это опустошило бы их.
Что с тобой сегодня? Она стряхнула тоскливое, бессмысленное настроение и прищурилась от солнца, отражающегося от высоких сугробов.
Айзек был молчалив во время долгой поездки в карете. Они, казалось, согласились на мораторий неудобных, наводящих вопросов, но он по-прежнему наблюдал за ней слишком пристально. Чем раньше она смогла бы уйти от него, тем лучше.
Она все еще не видела Люка. За звенящими и стучащими звуками движущейся кареты густой лес, окружающий небольшой домик, был слишком тих.
На узком подъезде Айзек отпустил вожжи и притормозил, но она уже соскакивала в снег. Лошадь посмотрела на нее через плечо, словно она могла быть вкусным угощением. На самом деле, лошади Милены имели мало общего с лошадьми, о которых она помнила по дому, за исключением того, что у них было четыре раздвоенных копыта и длинная морда.
Она отскочила за пределы досягаемости прежде, чем ее принялись жевать.
– Спасибо за поездку.
– Хочешь, чтобы я подождал?
Было настолько очевидно, что она беспокоилась?
– Теперь я дома. Можешь ехать.
Пожалуйста, уезжай.
Она ушла, не прощаясь, не потрудившись обсудить с ним еще раз «держись от моих снов подальше», потому что это заняло бы слишком много времени. Несмотря на колотящееся сердце и почти болезненное предчувствие, она была удивлена, когда дошла до знакомого - но пустого - крыльца.
Она пыталась убедить себя, что просто смешна. Он, вероятно, всего лишь занят внутри. Готовит. Может, спит. Или в сарае.
– Люк!
Грета затопала по дощатой лестнице, как раз когда солнце начало опускаться за горизонт, но бросилась вперед, увидев, что дверь приоткрыта. Мрак в доме был гнетущим, непроницаемым для любого света, который, возможно, попытался проникнуть за ней внутрь. Сырой запах, который она не хотела идентифицировать, уже чувствовал себя как дома.
Ее живот скрутило, а в сердце закрался холод:
– Люциус?
Стараясь не паниковать, когда обнаружила разбитую посуду, рваное белье, разбросанное по полу, перевернутую вверх ногами мебель и холодный серый очаг, Грета искала признаки чего-то иного, чем бессмысленное уничтожение имущества, которое имело место.