Гридень. Начало
Шрифт:
Придется с ним серьезно поговорить и мокнуть в реальность головой. А то настроил облачных замков…
Через десять минут я уже был в достаточно просторной комнате, где даже горели свечи — очень дорогая вещь и редко для вот такого простого использования предназначающаяся.
— Богояр — предатель. Я видел его, — без предисловий, начал говорить князь.
Все молчали, слушали. Многие дружинники уже спали, когда пришел сигнал на сбор у князя. Были и те, кто бражничал у себя в горницах, потому с заходом людей в палаты, что занимал Иван, зашел и четкий специфический аромат амбре. Но Иван Ростиславович,
Князь резко чуть развернулся в лево, вправо, выискивая кого-то взглядом, посмотрел на меня и громче прежнего сказал:
— Готов ли ты, Владислав встать в Круг с Богояром?
Вопрос был прямым и, сомнений не было, судьбоносным. Прямо сейчас я выбирал сторону, продолжая зарабатывать авторитет и доверие. К Богояру нежных сыновьих чувств не питал, напротив, часть моего сознания обвиняла этого предателя в том числе и в смерти матери, которую, как раз, я сильно любил.
— Я готов! — решительно сказал я, несколько беспардонно, растолкав других собравшихся, выходя вперед.
Наступила пауза. Да, многие говорили о том, что я, как сын готов идти против отца. Особого возмущения такому факту, я не слышал, но раньше и не было публичного признания в том, что я готов обнажить свой меч против Богояра. А готов ли я? Да! И в этом, несомненно, заслуга именно человека из будущего. Все же у Влада, до моего появления, было очень много фобий, относительно отца. Он был уверен, что никогда не сможет выстоять против родителя. Не сказать, что я уверен на все сто процентов, отнюдь, вместе с тем, отринув все страхи, имею немало шансов выиграть поединок.
И, да, я решил оставаться с дружиной.
— Того не потребуется, — после продолжительной паузы сказал князь. — Но прямо завтра перед дружиной и после в христианском храме, ты поклянешься, что верен мне. Перед всеми богами и Богом нашим Иисусом Христом.
— Как будет воля твоя, князь, — сказал я и поклонился, отходя за спины десятников.
— Воля моя такова, что после выхода нашего из Киева быть тебе десятником, — сказал князь и многие собравшиеся начали шептаться.
Да, я молод, но и статус быть старшим — это так себе, мало чем обеспеченный статус. И такая уступка мне, назначение быть десятником, это что? Боится, что сбегу?
— А будет ли Круг, князь? Не гневайся, но коли кого из предателей встречу в стольном граде Киеве, бить буду нещадно, — сказал Мирон, который так же, как я ранее, чуть вышел вперед.
— Не сметь их бить и задираться! Будет Круг и ты, Мирон, коли не остыл в мести своей будешь биться с Богояром. Но то состоится опосля Пасхи Святой, — сказал Иван Ростиславович и уже не обращая внимание на Мирона, продолжил вбивать новостями собравшихся в уныние.
Нет более надежды на то, что получится вернуть хотя бы Звенигород. И здесь и сейчас решался вопрос: нарушить ли клятву, или поверить князю, что он и далее сможет обеспечивать дружину.
На следующий день мне пришлось приложить немало усилий для того, чтобы привести в чувство Спиридона. Из него, словно вынули стержень. И ранее это был, скорее, «стерженек», хрупкий, может только чуть упрямый, а нынче передо мной предстало существо бесхребетное, слабое и жалкое.
В прошлой жизни приходилось немало видеть молодых
Так что как и что делать, что именно говорить, я знал.
— Ты станешь полковым, то есть дружинным, священником. Я сделаю для этого все. Но и ты для меня расстарайся, — заканчивал я свой долгий монолог про долг, судьбу, божественное проведение и почетное место во всем этом космосе маленького человека с медным краденым тазом… купелью.
— Я хочу верить тебе. Без службы Господу, мне не жить. В этом все мое, — говорил Спиридон, молодец, хоть не расплакался.
Ненавижу мужские слезы, если только это не слезы радости, когда держишь на руках новорожденного сына. Да, ладно, и дочь, конечно.
— Ты все описал, что у нас, в нашем десятке новиков, есть на продажу? Записал, что нам нужно? Хватит грусти, давай работать! — настала пора уже и немного надавить на Спирку.
— Все. Пять восковых табличек писалом начертал, — словно с упреком, сказал дьячок.
Да, не береста, чаще используются именно что восковые таблички. Мне такой девайс напомнил детскую игрушку, где пишешь, рисуешь на дощечке, потом бац… провел туда-сюда и все, опять «tabula rasa», чистая доска, можно опять писать. С восковыми дощечками похожая ситуация. Можно написать, потом чуть подпалить воск, выровнять — опять пиши. Универсальный планшет Средних веков.
Охраны, приставленной к нашей дружине, как таковой не было. Но оставались дежурившие великокняжеские десятки, которые контролировали два обстоятельства: выход из гостинных дворов должен быть без коней, если только едет не князь и его ближайшее сопровождение, ну и без оружия. Вернее, запрещались копья, луки со стрелами. Десятникам нашей дружины, ну или ратникам, которые уже экипировкой демонстрировали свой немалый статус, дозволялось иметь мечи.
Так что все дружинники Ивана Ростиславовича постоянно ходили, как грозные воины, в лучших своих кольчугах, с «парадными» поясами, на которых были костяные, бронзовые и медные вставки, исполненные в художественном стиле. Или даже ремни украшались стеклом.
Вырядился и я, когда всего через час, вернулся Спиридон и сказал, что со мной хотят разговаривать, что нашел торгового гостя, полезного мне. Как оказалось, не нужно было сильно долго искать купцов, они сами посылали своих приказчиков дежурить рядом с усадьбами, в которых квартировалась дружина Ивана Ростиславовича.
В сущности, а могли иначе поступать купцы? Они были более нашего заинтересованы в торговле-обмене. На этом у них выстраиваться жизнь. А воин может и без торгашества прожить, особенно, если он в дружине и князь худо-бедно, но содержит своих воинов. Но я хотел особого купца, с которым возможно завязать долгосрочные коммерческие отношения. Когда еще в Киев приеду? А то, что от сюда уеду — факт. Так что было бы неплохо кого послать в стольный город для решения финансовых вопросов, самому при этом оставаясь там, где я буду вить свое гнездо, ну или строить свою крепость.