Гридень. Начало
Шрифт:
— Смотри, десятник. Можно вот так… — сказал я и показал одну из своих собственных наработок.
Удар вбок с доводкой меча, сам словно проваливаюсь, вхожу в клинч к сопернику и пока идет борьба и каждый из двух поединщиков пытается продавить другого, бью своим носком в голень Мирона. Не сильно, удар контролирую, иначе можно и вовсе поломать десятника.
— Ух тыж, — восклицает Мирон и делает два шага назад, при этом несколько подволакивает ногу.
— Сделай вот такие железные вставки в сапоги, как у меня, — сказал я, направляясь прочь из
Я мог еще что-нибудь показать, но толпа зевак, окружившая условный ринг, не позволяла это сделать. Даже с дружинниками, которые еже сегодня должны стать моими братьями по оружию не только фактически, но и своего рода юридически, им тоже нельзя показывать все свои козыри. Еще не так много комбинаций придумал, еще меньше их отработал, чтобы делиться.
А в целом, владение ножом очень даже помогало в освоении науки средневекового фехтования, несколько ограниченного в своей технике. Порой я представлял меч, как просто удлиненный нож и проигрывал в голове, как можно лучше нанести удар, как реагирует противник. После частью отрабатывал отдельные связки с новиками. Пару приемов уже стали нашим, молодых, секретом.
*……….*…………*
Отец спорил с дочерью. Такое редко встретишь, если дочь мужняя жена. Это роль мужа, воспитывать свою женщину. Но что делать, если муж старик с придурью. Но даже не в этом дело. Нет в городе мужа, а проблемы остались, прежде всего с его братцем, который сильно ждет наследства.
— Отец, ты должен понимать. Если я не рожу Горыне Микуловичу сына, он оставит меня, — убеждала Ирина своего отца. — Завсегда жена виновна в том, что детей нет.
— Не оставит он тебя. Ты и красна собой и умна. Он гордиться должен такой женой, — парировал выпад дочери Арон.
На самом деле, купец все понимал. Аргументы дочери звучали убедительно. Почти шесть лет нет дитя. Скоро Горыню осуждать будет уже весь Киев. Осуждать, чтобы прибрать к рукам Ирину, которую зовут, на самом деле, Рахиль. Но как же не хотелось Арону считать свою дочь падшей женщиной.
— Не могу я. Горыня отправился в Смоленск на торги, просил меня присмотреть за тобой. Если понесешь, как дитя оправдаешь? — в словах Арона слышалось сомнение, но он понимал, что нужно действовать, пусть и таким образом.
Только рождение ребенка и может вернуть расположение Горыни. У знатного купца Горыни был брат и отношения с ним у Арона и Ирины-Рахиль были крайне напряженные. Все дело в том, что Горыня не имел детей, наследников. Все знали, что купец уже начал обвинять свою жену Ирину в том, что она не может подарить ему ребенка. Если ранее Горыня мало обращал внимания на это недоразумение, наслаждался тем, что смог урвать себе в жены одну из красивейших девиц Киева, то теперь, когда старик все реже желал близости с женой, красавица Ирина входила в опалу.
Да и раньше не так, чтобы все было у них хорошо. Когда отдавали четырнадцатилетнюю девицу замуж за сорокавосьмилетнего купца-вдовца, чью семью годом ранее убили половцы,
Перед отъездом, который состоялся всего три дня назад, Ирина выдержала издевательства и унижения и у них с мужем все же получилось то, что должно происходить между супругами. Потому женщина и была уверена в том, что никто, если провернуть дело быстро и тайно, не узнает, от кого, на самом деле, ребенок.
— Отец, он словно сын Горыни. Рослый, русый, с такими глазами… — Ирина забылась и стала описывать Влада слишком откровенно.
— Он тебе приглянулся? Отрок же еще, — догадался Арон, почему его не глупая дочь так настаивает на решении проблемы именно с тем странным Владом, что выглядит, как переросток, а разговаривает, как старик.
— Я мужняя жена без мужа. Со стариком живу. А этот отрок… — Ирина даже испугалась того, насколько откровенно разговаривает с отцом.
— А еще, коли родишь сына, то больше прав иметь будешь и на усадьбу Горыни и на его товар, четыре ладьи, двадцать три добрых коня, серебро, — говорил Арон, скорее себя успокаивая, внутренне он уже согласился с мнением дочери.
Арон был выкрестом, его крестили, когда мужчине было двенадцать лет. Так повелел поступить мудрый отец Арона — Моисей, сам ставший Михаилом. Но никогда Арон, крещенный Пантелеймоном, не забывал своих корней. Не давал он забыть о своем еврейском происхождении и Рахиль, названную Ириной. В Киеве не всех евреев выгнали, не всех убили. Оставались некоторые семьи, которые быстро перекрестились, ну а торговые связи, да частичное прощение всем должникам, как и подкуп городской стражи, позволили пережить еврейский погром.
Когда Владимир Мономах вернулся в Киев, чтобы, якобы, решить проблему, много евреев, и не только их, были уже убиты, а те, что оставались, быстро крестились. Так что закон великого князя о том, что жидам надлежит покинуть город, запоздал. Уехали пару семей, которые наотрез отказались даже показывать видимость смены веры, но и осталось немало иудеев, пусть и тайных.
Так что крещение не означало, что нет Талмуда, что забыта вера Иуды. Нет, христианство — это притворство, чтобы выжить и продолжать делать деньги.
Ну а дочь… Как считал Арон ранее, он очень удачно пристроил свою единственную дочку. Была мечта у выкреста соединить два капитала: его собственный с тем, который был у купца Горыни. У Арона есть сын, старшийбрат Рахиль-Ирины, он и занимается выездными торгами, а у Горыни никого нет, кроме жены и брата. Если Ирина-Рахиль родит, то многое поменяется. Сильно хочет Горыня ребенка, правда крайне мало для этого делает.
— Он завтра придет. Если решила, сделай так, чтобы его семя родило, — сказал Арон и, резко развернувшись, ушел в другую комнату, откуда лестница вела по подпол, где можно, при свете очень дорогих свечей почитать Талмуд.