Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность
Шрифт:
Дорога на всем протяжении до перевоза через Желтую реку пролегала по Великой Китайской равнине вдоль окраины высокого плато провинций Чжили и Шаньси, которое оставалось справа на большом или меньшем расстоянии и часто скрывалось в пыльной мгле. Пыль, вздымаемая колесами и копытами, каждый день покрывала густым слоем лица и одежду путешественников; только позже, когда выпал снег, воздух сделался чище, но дорога стала грязной. Равнина была густо населена и вся распахана и усажена деревьями в виде рощ на семейных кладбищах, а также по межам полей и в деревнях.
Дорогу оживляли повозки, всадники и пешеходы, особенно вблизи городов. В последних узкие улицы всегда были заполнены толпой, и телеги пробирались с трудом, при постоянных криках кучера, примостившегося на оглобле у крупа лошади или мула или бежавшего рядом. Крыши телег иногда задевали за вывески лавок, а ступицы колес — за спины китайцев, сидевших за обедом у столиков уличных переносных кухонь. В деревнях можно было наблюдать работу крестьян на улице, сучивших нитки или мявших хлопок на больших решетах, чтобы отделить семена. На дороге постоянно встречались старики, старухи и дети, собиравшие свежий помет. Дорога была в первобытном состоянии, никто не заравнивал глубоких колей, грязные выбоины; местами она когда-то была вымощена большими плитами, в которых колесами были выбиты колеи; но плиты разъехались, перекосились, и их объезжали стороной.
Обогнув плато, дорога пошла по долине Желтой реки на запад; здесь лёсс сделался толще, и местами дорога, пересекая холмы, была врезана на несколько метров в лёсс в виде узкого дефиле, в котором две телеги не могли разъехаться; поэтому возчики, подъезжая к такому месту, извещали встречных криком, чтобы разминуться до или после. У перевоза через реку пришлось стоять четыре дня; по реке шел лед; из двух лодок одну унесло вниз, а другая сидела на мели, — зима в этом году была очень холодная, и река обмелела. Пришлось ждать, пока обе лодки не были освобождены. Переправившись на противоположный берег, ехали еще четыре дня до Си-ань-фу; весь этот переезд занял больше месяца.
Древняя столица Китая Си-ань-фу показалась путешественникам оживленнее Пекина. Улицы были переполнены толпой; пешеходы, всадники, повозки и ручные тележки двигались в обоих направлениях, а движение сильно стесняли еще всякие торговцы с лотков, уличные парикмахеры и переносные кухни, которые занимали не только все тротуары, но и часть улицы. Поэтому экспедиция употребила два часа, чтобы проехать через город при беспрерывных криках возниц с просьбой посторониться.
На перекрестках приходилось подолгу ждать, чтобы получить возможность пересечь поперечное движение. Большие грузовые телеги задевали за низкие вывески лавок, за выставленные на улицу старую мебель и лотки с товарами, сталкивали прохожих и покупателей и вызывали брань. Поражало обилие нищих, почти совсем голых, с испитыми лицами, с длинными космами волос; одни бродили, другие сидели среди толпы у стены или в воротах, иные даже лежали, укрывшись цыновкой; много было и собирателей всяких отбросов с корзинами.
Путешественники остановились на западной окраине, на довольно приличном постоялом дворе, где прожили четыре дня, так как предстояла перемена способа передвижения; дальнейший путь шел на юг через широкий горный пояс Цзин-линь-шаня, где колесных дорог не было. Пекинские возчики были отпущены, и до г. Чен-ду-фу, столицы Сы-чуани, для Григория Николаевича и его жены были наняты носилки, а для Кошкарова, Лобсына и Рабданова, а также багажа, — семь мулов.
Потанины проделали в носилках путь длиной в 1100 километров через горы. В каждые носилки садился один человек. Они представляли ящик из тонких бамбуковых палок; пол состоял из досок, бока и крыша — из цыновки, сидение — из проволочной сетки. К ящику были прикреплены две толстые бамбуковые жерди, метра по четыре длиной, соединенные по концам лямкой, которую носильщики, один спереди, другой сзади, клали на плечи. Если пассажир был тяжелый или очень торопился, брали четырех носильщиков, и тогда лямку клали на короткую бамбуковую палку, а последнюю — на плечи двух носильщиков спереди и двух сзади. Передняя цыновка являлась дверью и доходила до высоты сиденья, в боковых имелись окошечки, которые, как и отверстие двери, можно было задернуть занавеской и сидеть в духоте закрытого со всех сторон ящика.
Езда на носилках была очень покойна, но сначала немного укачивала. Носильщики шли скоро, беглым шагом, километров шесть в час, никогда не сбиваясь с ноги и не останавливаясь. Почти каждую минуту они перекидывали лямку или палку с одного плеча на другое, делая это по команде протяжным возгласом «пан-гоо» и затем коротким «цу-ба» или «чэ» («неси» или «иди»). После часа такой ходьбы носильщики останавливались, спускали носилки на землю и садились отдыхать, чаще всего у ворот постоялого двора, где можно было поесть или выпить чаю.
Носильщики в Китае в бытовом отношении резко отличались от извозчиков и погонщиков; последние одевались чисто, а носильщики часто ходили в отрепьях; когда они явились наниматься к Потанину в Си-ань-фу, он ужаснулся и подумал, что это общественные подонки.
Но позже, в пути, встречая носилки с китайскими мандаринами, он видел, что даже их носильщики всегда оборваны. Это, очевидно, обусловливалось тем, что на такой тяжелый труд шли только наиболее разоренные крестьяне. Хотя носильщики зарабатывали несколько больше, чем извозчики, они все же крайне бедствовали из-за повышенной потребности в питании, а также потому, что часть своего заработка теряли за игрой в карты, на что их толкало главным образом отсутствие семейного очага. В дорогу носильщики шли налегке, даже зимой в летнем платье, так как работа их согревала. На постоялых дворах им давали отдельную комнату и на ночь теплые одеяла и теплую воду, чтобы мыть лицо, руки и ноги. В пути все уступали им дорогу.
Путь из Си-ань-фу сначала шел несколько дней по широкой долине реки Вей-хэ, сплошь возделанной и густо населенной; вид полей, еще голых в конце января, скрашивался рощами темных туй на семейных кладбищах, тополями и ивами по межам. Деревни встречались часто. В одних случаях это были группы фанз; неподалеку лежали кучи удобрений и стояли скирды соломы; дети играли на улице. В других случаях это были вытянутые вдоль дороги торговые селения с постоялыми дворами, лавками и мастерскими во всех домах на узкой и грязной улице.
В таких селениях носилки останавливались для передышки, и носильщики съедали у постоялого двора чашку горячей лапши или риса с приправой соленой редьки, вареные земляные груши или гороховый кисель. Иногда и Потанины на таких остановках соблазнялись рисом или грушами. Пока носильщики завтракали, они вылезали из носилок и уходили по дороге вперед, чтобы размять отекшие от сидения ноги.
Через пять дней дорога повернула в горы и пошла по склону большой долины, где она иногда была высечена карнизом в скале, а на подъемах и спусках была выложена плитами в виде лестницы. Мулы хорошо карабкались по ним, но всадникам было страшно с непривычки; они слезали с лошадей и делали часть горной дороги пешком. Первые дни в горах погода была хорошая, и путешественники досадовали на эти каменные лестницы; но, когда пошли дожди и началась грязь, они поняли, что без этой мостовой дорога по глинистым косогорам сделалась бы скользкой и опасной для мулов и носильщиков. Иногда, когда дорога шла высоко по крутому склону, в носилках становилось жутко, особенно если попадались встречные завьюченные мулы, — казалось, что вот-вот мул заденет своим грузом носилки и столкнет их вниз, где в глубине бурлила речка. В таких местах Александра Викторовна иногда просила носильщиков остановиться и дать ей сойти, но они не обращали внимания на ее просьбы и бодро бежали вперед.
Местность была живописная, склоны гор покрыты мелким лесом, еще не потерявшим пожелтевшую листву, что придавало ему золотистый оттенок. Местами высились скалы, а дно долины было завалено крупными валунами, среди которых струилась речка, то изумрудно-зеленая, то снежно-белая от пены на быстринах. За первыми цепями хребта стало заметно теплее, на склонах появились вечнозеленые кустарники, хвойные деревья новых пород, а в долинах — тонкий бамбук и веерные пальмы.
Последний перевал в бассейн реки Хань, представляющей уже приток реки Янцзы, был самый трудный. Весь подъем на него состоял из лестниц, выложенных крупными плитами и шедших зигзагами. Потаниным стало неловко заставлять носильщиков нести себя по сравнительно удобной, но утомительной для них лестнице, и они весь подъем сделали пешком.