Григорий Распутин. Тайны «великого старца»
Шрифт:
Вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в дневнике:
«7/20 февраля. Воскресенье.
После обедни в честь взятия Эрзерума отслужили благодарственный молебен. Был Георгий [Михайлович], остался у меня к завт[раку], рассказал множество интересных вещей о своей поездке по Японии и Сибири, во время которой он посещал лагеря военнопленных. Навестила Ксению и Евгению. К обеду были Ольга, Митя, Михень, Георгий – побеспокоили меня в воскресенье. Чувствовала себя смертельно усталой. Не было еще и 11, как я ушла спать» [147] .
147
Дневники
О командировке великого князя Георгия Михайловича в Японию через некоторое время стало известно в Царской Ставке, о чем сделал запись штабс-капитан М.К. Лемке в своем дневнике: «Полковник Муханов рассказывал сегодня о своей недавней поездке с вел. князем Георгием Михайловичем в Японию. С ними ездили свиты генерал-майор Татищев и здешний представитель японской военной миссии. Микадо принимал их дважды (один раз к обеду), и сам был у вел. князя один раз с ответным визитом. Население встречало их крайне почтительно, удивляя своей необыкновенной дисциплиной, поддерживаемой не полицией, а им самим. Ни шума, ни толкотни на улицах. Все стояли ровно, никто не вылезал за общую линию, держались согнувшись под прямым углом (вроде нашего Генрихсена), что означает особую честь. Кормили их по-европейски, повара – французы. Очень много терпения надо было иметь на спектакле в театре, где два с половиной часа играла музыка, – японцы совершенно ничего в ней не понимают, это что-то душу раздирающее. Время поездки было все так расписано, что визитеры не имели для себя лично буквально ни одного дня. В Сибири заезжали в лагеря военнопленных. В Березове в казармах стрелковой дивизии содержатся 36 000 нижних чинов и 1200 офицеров. Никто ничего не делает, отлично обставлены; офицеры в собрании имеют обед из трех блюд, за который наша казна платит антрепренеру по 23 р. в месяц. Из 36 000 чел. на работу выходят только желающие – 300.
В Хабаровске, после Японии, толпа поразила своей необузданностью. Для смотра войска были построены покоем (буквой П). До приезда великого князя толпа заполнила оба угла; он сказал, что не может делать смотр, пока фронт войск не будет открыт. Тогда полицмейстер всячески уговаривал толпу, а потом стал гнать ее автомобилями, просто давя людей.
Цены в Сибири: пара рябчиков – 50 коп., самое лучшее сливочное масло – 60 коп., сотня мандаринов – 60 коп., фунт нельмы – 15 коп.; все это только на 10% дороже того, что было до войны». (Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке 1916. Минск, 2003. С. 352–353.)
Император Николай II после смотра войск на фронте приехал на короткое время в Царское Село:
«8-го февраля. Понедельник
Спал отлично и проснулся до Луги. В Царское Село приехал в 11.30 и был встречен дочками. Дома обнял Аликс и Алексея. Завтракали и обедали одни. Погулял с Марией и Анастасией. Много занимался. Георгий [Михайлович], вернувшийся 6-го ф[евраля[ из Японии, пил чай и рассказал много интересного о путешествии. В 6 1/4 [ч.] принял Штюрмера, а в 10 ч. Сазонова и еще почитал» [148] .
148
Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 572.
Император Николай II согласовывал с главой правительства визит посещения Государственной Думы в связи с предстоящим началом ее заседаний.
По поводу открытия заседаний Государственной Думы редактор «Московских ведомостей» Л.А. Тихомиров писал в своем дневнике: «9 февраля собирается Дума. Но что она может сделать? Ее необходимо собрать потому, что власть совершенно дискредитирована. Но Дума не может изменить состава власти, да и не сделала бы, и непременно войдет в принципиальную политику. Господь нас отдал на
Вот Штюрмер… может быть, он и недурен, но долго ли и он усидит? О нем близко знающий А.А. Тихомиров говорит, что он очень православный человек и вполне понимает значение твердых социальных устоев. И, однако, он знаком с Распутиным и угощал его у себя завтраками, значит – отношения интимные. Без этого Распутина никакое дело не обходится. Питирим – его ставленник и протеже – пустился в высшую государственную политику. Того гляди – Варнаву привлекут в Синод… Чего тут ждать? Гнетущие впечатления и настроение такое, как сказано в Писании: “Будут издыхать в ожидании грядущих бедствий”. Какая тут работа пойдет на ум?» (Дневник Л.А. Тихомирова. 1915–1917 гг. М., 2008. С. 200–201.)
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «8 февраля утром Государь прибыл в Царское Село с целью посетить Государственную думу. Решение это было принято 4-го числа после доклада графа Фредерикса, который убедил Государя сделать этот шаг, чтобы примирить правительство с народным представительством. Едва успел я войти в квартиру, как Мануйлов протелефонировал мне из Петрограда, прося приехать и переговорить по важному делу. Он намекнул о новом скандале, в котором задействован Распутин. Мой помощник, оставшийся в Царском Селе, доложил, что во дворце очень тревожились из-за этого скандала. В Могилев дошли кое-какие сведения об этом, но мы отнеслись к ним с большой осторожностью. Однако, зная, что скандал касается Распутина, генерал Воейков в последний день (правильно – в предпоследний день. – В.Х.) пребывания в Ставке поспешил сделать доклад о Старце.
После обычной прогулки вдали от города Государь пригласил Воейкова в свой автомобиль. Они были вдвоем. Генерал очень ярко представил, как все враги правительства стараются использовать каждый шаг Распутина, как они пользуются каждым проступком всех тех поклонниц Старца, которые, желая угодить Ее Величеству, лишь подают новый повод для лишних сплетен. Генерал высказал мысль о необходимости пресечь то, что происходит, отправив Распутина на продолжительное время в Сибирь, на родину. В случае же возвращения его в Петроград генерал предлагал изменить условия его жизни.
Приехав в Царское Село, Государь передал царице о докладе генерала Воейкова. Царица пересказала все Вырубовой. Последняя, уже и так встревоженная за жизнь Старца, разнервничалась еще больше. 8 февраля она была на завтраке у Воейковых, на котором обрушилась на генерала с упреками за то, что он своими разговорами о Распутине лишь расстраивает Государя. Генерал вспылил и попросил Анну Александровну ответить прямо, пьянствует Распутин по кабакам или нет. Вырубова стала увиливать от прямого ответа. Генерал еще больше начал горячиться и наговорил гостье много лишнего. Он доказывал необходимость немедленного отъезда Распутина в Сибирь. Вырубова как будто соглашалась с этим. Но генерал опять вспылил и сказал, что, впрочем, все равно “через два дня после отъезда его выпишут обратно”.
В общем, за завтраком произошел неприятный разговор. Дежуривший у генерала жандармский унтер-офицер Кургузкин, находившийся около столовой, слышал весь разговор. Вырубова, как всегда, передала о нем царице. Царица рассердилась на Воейкова.
В тот же день Воейков поехал в Петроград, где встречался с военным министром генералом Беляевым (правильно – товарищем или помощником министра. – В.Х.), который 6-го числа был вызван к царице, просившей его о помощи Вырубовой. Я тоже поехал в Петроград для подготовки завтрашней поездки Его Величества и видел кое-кого из лиц, знавших уже о начавшемся скандале. Мне передали, что у Штюрмера возникла мысль поручить генералу Спиридовичу произвести расследование о том, что случилось. Поздно вечером я говорил с генералом Воейковым, прося отклонить это расследование.