Григорий Шелихов
Шрифт:
пойдем!
Наталья Алексеевна знала о пяти тысячах рублей, которые Григорий
Иванович не без труда собрал и передал зятю для оплаты услуг Альтести,
склонившего чье-то высокое внимание к заокеанским странствованиям и
открытиям тестя Резанова, - знала и потому ничего не говорила мужу о
доходившей до нее болтовне досужих языков: "Не набедокурил бы из-за
такого "внимания" Гришата... Темный он стал!"
А мореход действительно после отъезда
в столицу как-то замкнулся, ушел в себя. Сидел дома и, обложившись
картами и книгами, готовился к задуманной в лето 1793 года экспедиции
на поиски по азиатскому берегу незамерзающей гавани.
Наслышанная о жестокости китайских солдат пограничных ямыней,* об
изощренных мучениях, которым они подвергали попавших к ним в руки
чужеземцев, Наталья Алексеевна со страхом и сомнением рассматривала
наведенные красным суриком бесчисленные варианты маршрутов экспедиции.
Григорий Иванович часто зазывал Наталью Алексеевну посмотреть карты и,
больше того, требовал от нее одобрения своей безумной затее... (*
Пограничных ямыней - пограничных областей.)
– Легче мне было бы в Америку плыть, чем пустить тебя на
китайскую землю невесть чего искать! - сдержанно отзывалась Наталья
Алексеевна и переводила разговор на отвлекающие размышления о том, как
едут или уж доехали и как устраиваются их дети в столице.
– Доехали, Натальюшка, доехали и домового за печь пустили.
Николай Петрович, чаю, Державину и челобитные мои передал - не
задержали бы дозволением!
– охотно отозвался однажды Григорий Иванович
на слова жены, думая все о своем - об отправленном на имя царицы
всеподданнейшем ходатайстве разрешить ему поиск гавани на свой кошт и,
ежели эта нужная гавань будет найдена южнее устья Амура, дозволить
вступить в переговоры с китайскими властями.
Прямодушный Пиль, болевший нуждами вверенной его управлению
Восточной Сибири, этого, как он называл, "окованного льдами царства",
и в этот раз доброжелательно поддержал полезную русскую инициативу, не
убоявшись того, как может быть расценено в Петербурге, поглощенном
делами на Западе, такое неуместное вмешательство в высокую политику.
– Вот кабы Николай Петрович прошение твое в печь спустил, а
домового Гавриле Романычу отдал, ей-ей не пожалела бы! - шутила
Наталья Алексеевна, вспоминая данного ею дочери по древнему поверью на
доброе бытование домового сверчка, с большим трудом уловленного в
поварне и заключенного в крохотную коробочку с прелым листом и
хлебными
Анюте всю дорогу держать в шубке под дохой - не замерз бы. "А нежив
будет, замерзнет - брось за печь, как в дом войдешь, чтобы не оскудел
дом сытостью! Он за печью оживет..."
– Ну-ну, ты скажешь, Натальица! Всеподданнейшее прошение на
высочайшее имя под козявку сменяла!
– замахал руками Григорий Иванович
на жену.
Наталья Алексеевна только вздохнула и смолчала: как никогда, был
ей не по сердцу новый замысел мужа.
Мысли о том, что усилия найти незамерзающий выход в Тихий океан
со стороны Сибири ни к чему не приводят, приносили мореходу много
тяжелых огорчений.
Административная кухня губернаторской канцелярии не имела тайн от
вездесущего Ивана Ларионовича Голикова, крупнейшего пайщика
шелиховских компаний, и Ивана Андреевича Лебедева-Ласточкина, былого
компаниона по первому, десять лет назад проходившему плаванию Шелихова
в Америку.
– Я деньги в это дело вложил, три корабля экипировал, а он что?
Латаные портки да шалую женку, что за ним увязалась! А прибыль делить
приказчик мой пополам захотел?! - объяснял Лебедев свой разрыв с
мореходом после возвращения Шелихова с женой из преисполненного
больших опасностей и неимоверных лишений заокеанского странствования.
Сидя дома в ожидании столичного ответа на свой план поисков
незамерзающей гавани, Шелихов перебирал в памяти дела и дни,
положившие начало его Славороссии.
Причина расхождения с Лебедевым лежала глубже споров о разделе
прибыли. Разлад шел из-за того, как управлять колониями и какие цели
преследовать в отношении туземного населения Америки. Простодушие и
беззащитность туземцев открытой земли, благородство и преданность Куча
тронули сердце морехода. Встречи и разговоры с Радищевым, ссылки на
мнения и суждения которого - Шелихов понимал это - были невозможны и
опасны, заставили морехода по-иному взглянуть на смысл и направление
своей деятельности в Америке.
– Управлять дикими надо твердостью, но и с понятием, привязывая
краснокожих пользою и научением, - принял решение Шелихов и, как умел,
старался проводить его в жизнь.
По-иному смотрел на дело Лебедев.
– Железом и страхом подчинять надо, иначе что с них возьмешь, -
говорил он.
Сила и права капитала были на стороне Лебедева; на стороне же