Григорий Шелихов
Шрифт:
– Тьфу, пропасть! - бурчал, растерянно оглядываясь по сторонам,
Шелихов. - Развели сырость и эти... С Порумбы, вот с кого пример
берите! - кивнул он на меднолицую кенайку, вывезенную в Иркутск из
Америки для обучения домоводству. Порумба с присущим краснокожему
племени стоическим спокойствием оглядывала плакавших девушек. -
Бережет девка слезы на важный случай... Сходи, умница, на склад,
получи фунт леденцу и плаксивых угости, чтоб
– проговорил Григорий Иванович, как бы прикрывая этим сладким выкупом
и свое отступление.
"Какой уж тут секрет любовь Катюшки с Ираклием, если двадцать
девок слезами над нею исходят? - тяжко вздыхал и безнадежно крутил
головой Шелихов, выбравшись из девичьей. - За такую вожжу компанионы
сибирские и столичные дружки не замедлят ухватиться и побольнее
хлестнуть, а за океан сбежать от гнусовых укусов - на лучший конец
полгода ждать".
– Отблагодарил, нечего сказать! - воскликнул растравленный
набежавшими мыслями мореход и ударом ноги распахнул дверь отведенной
Ираклию светлицы. - Чертил, чертил да и начертогонил такого, в чем и
главный бес ногу сломит... Ну, чего с тобой делать будем?
– безнадежно
глядел Григорий Иванович на Ираклия, стоявшего на коленях среди
разложенных по полу чертежей.
Ираклий неторопливо встал, распрямился и широким движением
смахнул с черного бешмета приставшие соринки.
– Не имею вины пред тобою, хозяин мой и покровитель, - вспыхивая
румянцем, но тихо и сдержанно ответил молодой грузин. - Ни в чем не
порушил я честь кровли твоей, доверия и дружбы, которыми дарил ты
меня, а что полюбил и люблю твою дочь - это моя горькая судьба...
Наталья Алексеевна говорила с нами, я знаю твою отеческую заботу, но
я... я не могу жениться на Катерине Григорьевне. Я должен покинуть
твой дом... Ты знаешь, господин Шелихов, славный мореплаватель и
почетный купец, как я попал в беду и за что был сослан, куда и ворон
костей не заносит. У меня могли отнять родину, солнце и море, но чести
и разума отнять у Боридзе никто не сможет - я уйду!
– Куда ты уйдешь, беспрописная душа? - почти закричал Григорий
Иванович, взволнованный благородством и мужеством молодого грузина.
– Россия велика, из нее много дорог ведет на Кавказ, и на них я
встречу немало добрых людей - я знаю русских, которые помогут мне
вернуться на родину...
– Не заблудишься и пособят ли, это бабушка через решето видела.
На тех границах, через которые твоя дорога лежит, война с турками идет
не переставая и
лицо Зубова, высказавшего ему открытое предпочтение гадательной и
безвыгодной войне с Персией перед почти бескровным закреплением за
Россией богатой, идущей в русские руки страны в Новом Свете. - С
персами вот-вот вражда загорится... По этой дорожке пойдешь - на ней
тебе и голову сложить!
Шелихов тяжело вздохнул. Да, он не добился в Петербурге указа о
присоединении открытых им островов и северо-запада американского
материка к скипетру российской державы. И вот теперь, чтобы не
расхолодить пайщиков своих компаний и удержать их от изъятия из дела
средств и прибылей, он вынужден выставлять Зубова доброжелательным
протектором и покровителем русских интересов в Новом Свете.
– Так на дочке моей жениться отказываешься?.. Сбил девку с пути и
отказываешься? Неладно выходит. А я хлопочу, жизнь свою перевернуть
намерился, чтобы...
Шелихов хотел показать себя оскорбленным в лучших чувствах, но не
хватило духу кривить душой. Отказ бесправного ссыльного от женитьбы
обжег самолюбие и неприятно озадачил Григория Ивановича. С потерей
Ираклия-жениха Шелихов не без угрызений совести в глубинах души готов
был мириться. Житейская мудрость услужливо подсказывала: "Была бы
честь предложена - от убытка бог избавил", - но с потерей для
Славороссии зодчего он не мог и не хотел примириться.
– Станешь ли ты мне в зятево место - не будем загадывать, и,
правду сказать, много до того воды утечет, - после некоторого раздумья
примирительно сказал Григорий Иванович. - Но... с этим делом кончать
надобно. Того, что случилось, в городе не скроешь. Ты в чалдоны
уйдешь, а меня... мне ворота дегтем мазать зачнут. Врагов и
завистников у меня хватает, - захотят ударить по коню, а попадет по
оглобле - так через моих друзей и ты пропадешь! Пока они догадаются,
чем меня огорчить, и пока о тебе еще не вспомнили, отправляйся, мой
совет, в наступающем девяносто четвертом за океан, под начало к
Александру Андреевичу, к Баранову. Этот не выдаст, и там пока моя
сила!
– Навсегда отказаться?
– взволнованно перебил его Ираклий.
– Чего ради отказаться?
– продолжал Григорий Иванович, увлеченный
нечаянно найденным, наилучшим, как ему казалось, выходом из трудного
положения. - Ты от дочери моей отказался, я от тебя не отказываюсь и