Григорий Шелихов
Шрифт:
оттирала ступни снегом и заворачивала в тряпицы с ей одной известными
и многократно испытанными мазями. Откармливала жирами с медом,
кашицами из ягод и обильно поила таинственными травяными отварами.
Только через неделю позволила Кузьминиха внести морехода с
окровавленными и заструпившимися ногами в теплую избу. А через месяц
Шелихов в пимах, засыпанных мелкорубленной болотного запаха травой,
хлопотал в складах компании над сортировкой
Накопленные вековым опытом народа лечебные средства, - а их
хорошо знала Кузьминиха, - избавили Шелихова от неизбежной, казалось
бы, гибельной гангрены. За свое еще более отважное, чем плавание в
Америку, странствование по морскому льду из Тигила в Охотск мореход
заплатил оставшимся на всю жизнь "стеснением в груди" и утратой
способности к пляске, которой он протоптал дорожку к сердцу Натальи
Алексеевны. Только об утрате этого былого молодечества он единственно,
кажется, и сожалел.
За время трехлетнего странствования Шелихова в заокеанские земли
Охотску выпали большие перемены. Охотский комендант полковник
Козлов-Угренин был вызван в Иркутск на следствие по поводу его
многолетних служебных злоупотреблений: еще бы, двенадцать лет солдатам
портовой команды жалованья не платил! Экспедиции Угренина за поборами
в свою пользу, - а ездил он в застекленной карете, поставленной на
двойные нарты, - получили среди ясачных народов прозвание "собачьей
оспы". В экспедициях таких гибло множество упряжных собак,
составлявших важнейшее достояние кочевого населения бездорожного края.
Иркутские чиновники, выехавшие на такие же поборы в Охотский и
Анадырский округа, вернулись с пустыми руками: Угренин обезлюдил и
разорил селения кочевников. Свой человек среди хищников, опустошивших
приволья северо-восточной Сибири, Угренин, ловко виляя в дебрях
судейских канцелярий, лет десять избегал наказания и умер под
затянувшимся следствием. Охотский совестный судья асессор Готлиб Кох
сразу же после выезда Угренина самочинно вступил в управление портом
и, побывав затем в Иркутске с посулами, утвердился в этом звании.
– Как же ты, сударыня, от компанионов моих и пса этого Готлиба
схитрилась пушные товары сберечь, каким пугалом воронье отгоняла? -
спросил мореход жену до выхода на склады.
– Биллингсом, - с лукавой усмешкой ответила Наталья Алексеевна.
–
Его заохотила...
– Биллингсом?! - недоумевая, протянул Шелихов. - Чем же ты
щепетильника английского при моем добре на цепь посадила? - продолжал
он
неудовольствия.
Этого капитана Иосифа Биллингса, английского наемника на русской
службе, возглавлявшего в 1785 - 1793 годах правительственную
экспедицию по обследованию северо-восточной Сибири и Алеутских
островов, Шелихов явно недолюбливал. В Биллингсе мореход видел
наделенного правительственными полномочиями конкурента и соперника.
Биллингс пытался приписать себе открытие уже найденных русскими людьми
Алеутских островов и побережья северо-западной Америки. А Шелихов в
этом деле имел в виду, конечно, главным образом себя и свои заслуги.
Мореходов Шелихов обычно уважал, но Биллингс этого уважения не
вызывал. Со слов Прохора Пьяных, посещавшего Григория Ивановича во
время лежания в избе, Шелихов уже знал, что Биллингс принадлежит к
ненавистной ему породе людей, загребающих жар чужими руками. Всю
работу, оказывается, как говорил Пьяных, ведет русский капитан
военного флота Гаврила Андреевич Сарычев, а Биллингс только разъезжает
по краю да забирает меха, выменивая их на казенное продовольствие и
вещи.
Было еще одно обстоятельство, которое вызывало досаду и даже
беспокойство Шелихова. Мореход вывез с Кыхтака арестованными
передовщика Коновалова, изобличенного в нескольких бессмысленных
убийствах туземцев, и самозванного фельдшера Бритюкова, спаивавшего
работных людей спиртом, доверенным ему для лекарственных надобностей.
Пьяных по возвращении в Охотск от берегов Камчатки доставил этих людей
к коменданту порта Коху, с тем чтобы отдать их под суд, а тот обоих
освободил и направил зачем-то к Биллингсу. Биллингс принял Бритюкова
на службу в свою экспедицию, а Коновалова отпустил на родину, куда-то
на Колыму.
После разговоров со "штрафными", как называл Пьяных Коновалова и
Бритюкова, Биллингс потребовал от Пьяных сдачи судового журнала и
бумаг Шелихова.
– Я уж и так и эдак, - рассказывал Шелихову Пьяных, - а он не
отстает!.. Хозяин вернется, говорю, у него и спросите. А они, эти
бумаги-то, вот они!
– показал Пьяных Григорию Ивановичу на принесенный
им объемистый рогожный куль. - Все тут собрал и в нетронутости
представляю... Я и Наталье Алексеевне, как ни горевала она, что бумаги
твои затерялись, отдать не решился, когда приметил, что Биллингс к ней