Григорий Шелихов
Шрифт:
поносную кляузу, если она и дойдет до высших властей. Попытку же
Биллингса прикрыть бездеятельность своей экспедиции результатами,
добытыми Шелиховым с товарищами, мореход понял как прямое
посягательство английского лазутчика на овладение его только что
родившейся Славороссией.
Перед столь явным, как казалось Шелихову, покушением англичанина
Биллингса на его открытие, - нет нужды, что англичанин на царской
службе, - в глазах Григория
подозрения по поводу замыслов нарядного и надушенного,
золотомундирного капитана на его семейную честь, и он, преодолев
ярость в себе, выговорил:
– Допреж продолжения приятного разговору и визитации ко мне
предварить вас должен: у русских людей, войдя в избу, испокон веку
положено перед святыми иконами шапку скидывать и под шляпой в избе не
сидеть... Извиняйте, держусь обычая предков моих! И думаю, что
привычек тунгусов немаканых,* у которых пушнину на складские товары
вымениваете, вам, сидя у меня, не след придерживаться!
– дал Шелихов
понять, что он знает о главном занятии экспедиции Биллингса. (*
Некрещенных.)
– Jes...* да... шляпу, да, надо перед икон снять, - заерзал
Биллингс на скамье. (* Да (англ.).)
– И перед русскими шляпу скинете! - до крика возвысил голос
Шелихов, отстаивая права первородства русских в открытой им земле. -
Вы Бритюковым меня изобличаете, а обитателей страны сей, коих я по их
же охотному соглашению и мужеска и женска полу, и больших и малых, до
сорока человек взял с собой и в Охотск привез, - этих вы допросили?
То-то! Не спрашивали, предавал ли я их отцов и матерей разорению и
смерти? А я треть вывозных американцев по показанию отечества нашего с
наградой обратно восвояси отправлю, другую треть намерен доставить ко
двору ее величества, а тех малолетних, что остались в Охотске или в
Иркутске, обуча грамоте за свой кошт, в Америку по их воле перешлю.
Через них, обученных и просвещенных, тамошние роды могут много о
довольствии нашей державы услышать, а потому к поправлению своему
захотят у себя лучшего учреждения и порядка...
– Этим вы насилий своих, о коих от Бритюкова все уже дознано, не
опровергнете, господин Шелихов... Государыня ревностно оберегает славу
покровительницы диких народов, европейским мнением за нею
установленную, - возразил Биллингс.
– Если сподоблюсь быть перед стопами у ее императорского
величества, обо всем по долгу усердия моего к отечеству беспристрастно
поведаю... И поистине готов, как вы сами молвили, семь раз отрезать:
карты по памяти изготовить
интересуюсь, а за бобрами, обещанными женой моей на шубу, не постою...
– В последнее мгновение мореход решил смягчить резкость своего ответа
таким испытанным в сношениях с начальствующими людьми средством, как
взятка, и повторил: - Бобры выбрать самолично в амбар ко мне
пожалуйте...
Биллингс понял, что открытий на Алеутских островах, а тем более
на американском побережье за счет Шелихова ему не удастся осуществить,
но десять - двадцать бобровых шкур упустить тоже не хотелось, и
поэтому, приспосабливая треуголку к пышным буклям парика, он
примирительно бормотал:
– Вы еще имеете время подумать... О, да, пожалуйсто... if you
please...*. Я тоже имею время не торопиться отсылать рапорт
Бритюкова... I hope we shall meet again, mylady.** Очень, очень
сожалею, что супруг ваш не хочет видеть своих истинных друзей... (*
Пожалуйста (англ.). ** Я надеюсь на встречу, сударыня (англ.).)
– Ему виднее!
– отрезала Наталья Алексеевна.
Кох во всех событиях, предшествовавших этой встрече, держался в
стороне. Он был напуган вмешательством Биллингса, в лице которого
Наталья Алексеевна сумела найти "палку", чтобы в отсутствие мужа
отогнать всех, кто попытался бы похозяйничать в амбарах компании.
Управитель Охотска стушевался, как песец перед волком, предполагая,
что Шелихов благодаря своей "бабе" - Кох обо всех людях думал грубо и
грязно - в лице Биллингса нашел себе сильного покровителя и сообщника.
Не жалея денег и спирта, Шелихов развил бешеную энергию и в две
недели, разослав повсюду нарочных, собрал огромный транспорт для
отправки промысла на Якутск, откуда после перегрузки на новых вьючных
и упряжных животных предстояло по льду Лены доставить тысячи тюков в
Иркутск.
"У меня длинные уши и короткий ум", - в злобе на себя и о себе же
думал асессор Кох, когда накануне выхода шелиховского каравана
убедился, что между блестящим начальником петербургской экспедиции
Биллингсом, облеченным, как казалось Коху, великими полномочиями, и
отчаянным сибирским купцом, вывезшим из Америки без всяких полномочий
несметные богатства, нет ни дружбы, ни согласия.
– Разве вы не знаете, что Шелихов забрал под свою меховую
торговлю всех собак и оленей, нужных для моей экспедиции на север?!
–
в ярости бегал Биллингс по комнате у Коха.
– Шелихова нужно задержать,