Гринвич-парк
Шрифт:
– Эмбер. Вряд ли мы знакомы, – произнесла она.
– Простите. – извинилась я, и сама не зная за что. – Меня зовут Хелен. – Я протянула ей вино. – Это для…
Очередной взрыв смеха в доме вынудил меня умолкнуть. Пока я думала, что сказать, Эмбер забрала у меня бутылку, и мы пошли на кухню.
– Спасибо, – с рассеянным видом поблагодарила меня девушка. – У нас как раз красное закончилось.
Все сидели в гостиной, шумно галдели, сбившись в кучки. На диванах я не увидела ни одного свободного местечка и потому села на пол. Наконец мне удалось перехватить взгляд Серены. Она мило изобразила радостное удивление, улыбнулась мне, помахала, но тут же отвернулась
Тот первый вечер я провела, сидя на подлокотниках дивана или привалившись к кухонным шкафам, все старалась не занимать много места и не стоять перед ящиками со столовыми приборами. Тиская в руках бокал с теплым игристым вином, пыталась быть полезной и притворялась, что получаю удовольствие от вечеринки. Позже в мусорном ведре увидела порожнюю бутылку из-под того вина, которое я привезла. Сомневаюсь, что Серене досталась хоть капля.
Остаток выходных я проводила фактически сама с собой. Остальные либо пили, либо, зашторив окна, лежали в постели – мучились похмельем. Все девчонки на той вечеринке, как мне казалось, только тем и занимались, что напивались допьяна. А я в тот период пыталась – отчаянно пыталась – забеременеть. Я видела, что одним своим присутствием навеваю на всех тоску. Посему старалась ни у кого не путаться под ногами. Никто и не возражал.
В субботу вечером все куда-то пошли гулять, хотя поливал дождь, и я просто бродила по дому. Он казался огромным. Стены его длинных коридоров, где, по необъяснимой причине, имелось много часов, тикавших вразнобой, были также увешены старыми фотографиями Серены, от детских, на которых она – девчушка с собранными в хвостики блестящими белокурыми волосами, до уже совсем недавних. Одна из подружек невесты взяла на себя труд напечатать и развесить эти снимки.
Как мне объяснили, было задумано сделать фотогалерею из «старых конфузливых снимков», которые Серена сочтет уморительными. Правда, насколько я могла судить, она на всех фотографиях выглядела прекрасно. На то, чтобы их развесить, ушел, должно быть, не один час. Я втайне надеялась, что на стенах останутся отметины от «блу-тэка» и этой Эмбер не вернут залог. Ее лошадиное лицо выпирало с каждой фотографии, и я заподозрила, что эта фотогалерея была ее идеей. На многих снимках, естественно, был и Рори. На нескольких я заметила даже Дэниэла. Но себя не увидела ни на одном фото.
В конце концов, просмотрев десятки фотографий, я нашла эту. Единственное фото, на которое попала я, висело у туалета на нижнем этаже. Вероятно, этот снимок сочли «конфузливым» потому, что Серена на нем была в театральном костюме, хотя выглядела она, как обычно, невероятно восхитительно. Но не от этого в глазах защипало от слез. А от того, что я увидела себя, ту, какой была до смерти мамы и папы. А была я тогда красавицей. Хоть и не догадывалась об этом. А мое лицо! Такое юное, нежное, полное надежд! Улыбается в объектив, моему будущему. До того, как мне стало известно, что оно уготовило. Я не в силах была смотреть на фотографии, подобные той. Я их ненавидела.
Со стыдом вспоминаю, как в ярости содрала этот снимок со стены, разорвала его пополам, прямо посередине. Потом счистила «блу-тэк» со стены и налепила его на одну из других фотографий, на глупую башку Эмбер. И та сразу превратилась в плавающее тело с комочком голубого пластилина вместо лица.
Теперь, держа в руках эту фотографию, я смотрю и смотрю на нее, пока дождь не прекращается и мой чай не остывает. Я ненавидела этот снимок. Больше никогда не хотела его видеть. Так почему он был разглажен и склеен? Зачем я это сделала? А может, не я? Мои руки покрываются гусиной кожей. Должно быть, я. И тому должна быть причина. Но почему же я не помню?
Срок: 31 неделя
Хелен
Как разорвать дружеские отношения? Оказывается, как ни странно, раздружиться с кем-то не так-то просто, особенно если это некто назойливый, вроде Рейчел. Мне не удается придумать убедительный предлог, чтобы отказать Рейчел во встрече. Ей известно, что я свободна, свободна всегда. Что я не работаю, в отличие от всех остальных. Что Дэниэл, Серена и Кэти обычно не могут найти для меня время, а с Чарли я общаюсь крайне редко. Ей известно, что родители мои умерли. А мои коллеги и не особо желают встречаться со мной. Ей известны все мои секреты. Я сама их ей выдала, один за другим. Рейчел известно, что повода не видеться с ней у меня нет.
С некоторых пор я пытаюсь вести ежедневник, чтобы при необходимости можно было сослаться на занятость. В качестве отговорки придумываю дополнительные визиты к врачу, жалуясь на скачки артериального давления и панические состояния, возникающие от того, что ребенок толкается как-то не так. Записываюсь в салон красоты на процедуры маникюра и стрижки – все лишь для того, чтобы сказать Рейчел: у меня запланировано это и то. Но беда в том, что мне все труднее проводить время за перебиранием вещей в шкафах и расстановкой книг на полках в алфавитном порядке. Меня начинает донимать одиночество.
Работы по реконструкции дома превращаются в стройку века – котлован роют и роют, в палисаднике и в саду за домом растут горы щебня и земли, засыпавшие цветы и другие растения, что посадила мама. Теперь, когда устанавливается холодная сырая погода и темнеет рано, меня все чаще не покидает ощущение, что ремонт никогда не кончится. Я шатаюсь по Гринвичу, словно бездомная. Периодически укрываюсь в пабе, кофейне или кафе музея, заплатив lb 2.75 за чашку чая. Но через некоторое время начинаю испытывать дискомфорт от сидения на жестком стуле, что мешает сосредоточиться на чтении книги. Появляется изжога, ноет поясница, край стола врезается в живот. А на дисплее телефона, что лежит передо мной на столе, то и дело вспыхивают сообщения, которые ежеминутно шлет мне Рейчел. Как мое самочувствие? Не желаю ли «потусоваться»? Занята? В итоге наступает такой момент, когда задумываешься, прилично ли продолжать отнекиваться.
И вот, когда дождь наконец-то прекращается и выглядывает осеннее солнце, я решаю прогуляться по парку. Надевая обувь в прихожей, слышу стук в дверь. Даже через непрозрачное стекло вижу, что это снова Рейчел. Поворачиваю в замке ключ. Ее неустойчивый силуэт сжимается и раздувается на панелях входной двери. Я уже узнаю ее фигуру, ее рост. Ее манеру стучать. Три удара, через равные интервалы. Размеренные.
Рейчел стоит на крыльце с серым бумажным пакетом из итальянского продуктового магазина, что находится на холме. В нем мясо, сыры, оливки, батон чиабатты, блестящие зелено-красные яблоки. Она протягивает мне пакет, словно наживку.
– Ну да, знаю, сперва нужно было бы позвонить, – широко улыбается Рейчел. – У тебя уже есть планы? Просто я подумала… ты говорила, что Дэниэл в отъезде.
Я колеблюсь. Ей известно, что Дэниэл уехал на несколько дней. Я сама ей об этом сказала во время нашей последней встречи пару дней назад. Она знает, что я буду дома одна. От этой мысли мне становится не по себе.
– Рейчел, если честно, я чувствую себя как выжатый лимон, – импровизирую я. – Собиралась прилечь отдохнуть после обеда.